Это
Скажу папе, что ничего не вышло. Найду другой способ исследовать среду обитания животных и наши чувствительные экосистемы.
Квинт вытирает разделочный стол, искоса бросая на меня странные, понимающие взгляды.
– Готова к обеденному перерыву?
Меня мутит от одной только мысли о еде. Мое отвращение, должно быть, заметно, потому что он снова усмехается, бросая полотенце в мусорное ведро. Видно, что он наслаждается моментом, пыткой, которую мне устраивает.
– Просто не верится, что ты все еще здесь.
– Я же сказала, что помогу, разве нет?
Меня бесит то, что он как будто видит меня насквозь. Как я умираю от желания броситься к выходу при первой же возможности. Но пока держусь. Может, чтобы доказать что-то самой себе, или родителям, или даже мистеру Чавесу, хотя подозреваю, что отчасти – и Квинту.
Он все еще смотрит на меня, не пытаясь скрывать подозрительности. Смотрит как бы свысока. Ждет, когда я сдамся и признаю, что это совсем не то, на что я подписывалась. И что с меня довольно. Спасибо, счастливо оставаться.
Я упираюсь рукой в бедро, словно предлагая ему испытать мою решимость.
– Ну? – Я нарушаю молчание. – Что дальше? Может, испечем им пирог с осьминогами? Или крабовый торт?
У него дергается щека.
– Крабы – это слишком дорого. Но они обожают кальмаров.
Я подавляю рвотный позыв.
– Пальчики оближешь.
– Ты что, никогда не ела кальмаров? Это очень вкусно.
– Все вкусно после долгой обжарки.
– Да ладно. Если тебя еще не отпугнуло это место, тогда, наверное, мне следует устроить тебе экскурсию.
У меня такое чувство, что все это могло быть испытанием и, похоже, я его прошла. Как бы невероятно это ни звучало. Мы выходим в коридор, и Квинт показывает мне разные помещения и рабочие станции, объясняя их назначение. Вот здесь животные проходят первичный осмотр – исследуют их жизненно важные органы, берут анализы крови, проверяют на наличие ран. Это хирургический кабинет. Прачечная. Посудомойка. А здесь содержатся животные, находящиеся в критическом состоянии, нуждающиеся в постоянном наблюдении. Кладовка и административные кабинеты наверху, там же комната отдыха и маленькая кухонька, потому что, по словам Квинта, аппетит рано или поздно ко мне вернется. Я не очень-то в это верю, ну да ладно.
Его поведение немного сбивает с толку, учитывая, насколько он вежлив. Насколько вежлива
И тут меня осеняет.
Мы действительно кое-чего добились вместе.
Конечно, если можно считать достижением пюре из рыбьих потрохов, но одно то, что у меня лишь изредка возникало желание задушить его, говорит о многом.
Все признаки Злобного Квинта исчезли. Он снова стал прежним, непринужденным парнем. Хотя нет, не совсем. Это не тот Квинт Эриксон, который весь год сводил меня с ума. У меня такое чувство, будто я общаюсь с клоном Квинта. Никогда, даже через миллион лет, я бы не смогла представить себе, что он работает в таком месте. На пляже – запросто. На серфинге – конечно. За видеоиграми в подвале маминого дома, лет до сорока – определенно. И теперь мне открылась та сторона Квинта, о существовании которой я не подозревала, да и не думала, что она может существовать.
Но его уверенность профи, знания, умение делать то что нужно – все это приводит меня в смятение.
И бесит.
Почему
– Готова встретиться с некоторыми пациентами? – спрашивает Квинт, не обращая внимания на мое молчаливое волнение.
Я натянуто улыбаюсь.
– Весь день только этого и жду.
Мы возвращаемся в длинный коридор. В большинстве вольеров – по трое-четверо животных; имена пациентов написаны фломастерами на белой доске рядом с каждой дверцей, но Квинту нет необходимости сверяться с записями.
– За сезон мы получаем до двухсот животных, – объясняет он на ходу, – и трудно придумывать новые имена для всех, поэтому мы объединяем их в группы. В последнее время у нас мода на супергероев, так что здесь у нас Питер Паркер, Лоис Лейн и Железный Человек. Мститель и Халк там, во дворе.
– Имена придумывает твоя мама?