И она права. Я бы и не заметила, если бы не собралась отдать его Ари.
Я откидываюсь на спинку стула.
– Могли бы и спросить.
– И ты могла бы больше практиковаться, когда брала уроки, – говорит папа, хотя я не уверена, что этот аргумент имеет отношение к разговору.
– Надеюсь, Ари найдет себе хороший инструмент, – продолжает мама. – Она действительно милая девушка, и мы очень ценим ее помощь в магазине.
Я прищуриваюсь.
– Вы ведь ей платите, верно?
– Конечно! – обиженно отвечает папа.
Но я не могла не спросить. Я почти уверена, что Ари согласилась бы работать и бесплатно, но не собираюсь говорить этого родителям. Она заслуживает того, чтобы ей платили за ее старания и время.
– А как дела в магазине? – спрашивает Люси. – В смысле финансов.
Меня удивляет ее вопрос. Вернее, его прямота. Люси задевает больную струну, и мы все это чувствуем. Должна признаться, я восхищаюсь сестрой, решившейся заговорить об этом, в то время как даже мы с Джудом предпочли бы и дальше делать вид, будто все в порядке.
Мама и папа снова переглядываются. Пенни выглядит напряженной. Только Элли остается в стороне, слишком увлеченная постройкой башни из ломтиков картофеля.
– Все хорошо, – говорит папа. – Правда, продажи идут медленно. Но так всегда бывает в это время года. Туристический сезон на подходе. Так что спрос поднимется.
Папа говорит это с уверенностью, но что еще он может сказать? Музыкальный магазин обречен, и нам всем пора паниковать?
Мама улыбается и меняет тему разговора, спрашивая Люси, как прошла тренировка по софтболу.
Я беру свой бургер и откусываю кусочек. Я уверена, что он бесподобен, как всегда, но почему-то в этот раз кажется безвкусным.
Двадцать два
– Нет. Я не хочу этого говорить. Один раз уже сказала, хватит. Пожалуйста, не заставляй меня.
Квинт прислоняется к стене. Я чувствую его самодовольную ухмылку, чувствую его взгляд. Но вижу только существо в маленьком вольере.
– Ну же, Пруденс. Ты можешь это сделать. Вот, я помогу тебе начать. Повторяй за мной:
Я закрываю глаза руками и яростно трясу головой. Но это длится недолго. Мне приходится разжать пальцы. Я должна выглянуть.
Боже! Эта пушистая мордочка, этот подергивающийся носик, эти милые лапки, прижатые к животу, когда он перекатывается по полу…
У меня вырывается стон, и я чувствую, что сдаюсь.
– Ладно. Квинт, ты был… – Я морщусь, стараясь продержаться как можно дольше, – прав.
Он победоносно вскидывает вверх сжатый кулак.
– Каланы просто
– Это не детеныш. Он вроде как… не знаю, наверное, наш ровесник. Но по меркам каланов. Их детеныши не так чтобы крошечные, но меньше, чем этот. – Он заговорщически наклоняется ко мне. – Пару лет назад мы выхаживали беременную каланиху, и она родила у нас на глазах. Каланенок был размером с баскетбольный мяч. Пушистый, умилительный баскетбольный мячик.
– Прекрати.
– Мне пару раз давали кормить его из бутылочки.
– Я тебя ненавижу.
– Я знаю.
Я бросаю на него быстрый взгляд. Он смотрит на калана, но на его губах играет улыбка.
Я сглатываю и отвожу глаза, рассматривая маленького калана. Зверек плюхается на живот и сворачивается калачиком поверх голубого полотенца, оставленного для него в углу. Его раны почти незаметны – несколько порезов на спине и на боку и один – на задней лапе. Я бы их не заметила, если бы Квинт мне не показал. – С ним все будет в порядке?
– О да, его скоро переведут во двор, а потом снова в море.
Мы наконец отходим от нового пациента. Сегодня у нас вторая смена, и приготовление кормов прошло намного быстрее, чем раньше. Мы с Квинтом тратим чуть больше часа на уборку кухни и мытье посуды, а потом сортируем новую партию рыбы для завтрашнего кормления.
– А чем занимается Джуд, пока ты здесь в рабстве? – спрашивает Квинт, когда я вытираю бутылки и ставлю их в шкаф.
– Этим летом он работает в музыкальном магазине.
Квинт удивленно смотрит на меня.
– В «Венчерс»[44]
?– Ага.
– Серьезно? Место немного… хипстерское. Для Джуда.
Я смеюсь, отчасти потому, что еще никто не называл магазин моих родителей «хипстерским».
– О да, Джуд туда совершенно не вписывается. Но магазин принадлежит нашим родителям. Ты этого не знал?
Он опять удивленно смотрит на меня.
– Нет. Это круто. Я уже много лет туда не заходил.
– Ты и девяносто восемь процентов населения города.
Я вздыхаю, думая о несгибаемом оптимизме моего отца, его уверенности в том, что бизнес начнет набирать обороты с наступлением туристического сезона. Но я все чаще замечаю трещины в броне его энтузиазма.
– Ты знаешь, что за последнее десятилетие произошло возрождение виниловых пластинок? Они вдруг снова вошли в моду, и фанаты часами разглагольствуют о превосходном качестве звука, о коллекционной ценности, о том, как цифровая музыка… – я сжимаю кулак для усиления эффекта, –
Квинт смеется.