Мгновенная смерть

В 1560 году он назначил Карло Борромео епископом в Милане, дав миру образец высокопоставленного церковника нового типа: сухого, поджарого, словно францисканец, мужчины, безупречно образованного и способного свободно преодолевать бурные воды придворных приемов. Борромео, конечно, был невыносимый фанатик, но на отсутствие харизмы тоже не жаловался и никогда не требовал от других больше, чем от самого себя, а потому оказывался куда убедительнее всех прочих приверженцев новой нравственности и новой эстетики, полной — как того требовала великая церковная революция — аскетизма и стеклянных глаз.

Пий IV назначил Карло Борромео — своего, к слову, племянника — епископом, поскольку, выполняя первое римское поручение на службе у дяди, он проявил невероятную хитроумность. Борромео удалось невозможное: заново запустить Тридентский собор[60].

За десять лет простоя тридентские разногласия между испанскими и французскими кардиналами так обострились, что собрать участников вновь можно было, лишь пообещав им начать с нуля. Это и впрямь не помешало бы: в течение бесплодного десятилетия Карл I покинул сей мир в качестве наимогущественнейшего монарха всех времен, оставив Священную Римскую империю расколотой, а испанский трон — под ягодицами Филиппа II, который никак не мог себе уяснить, что ярая защита католичества вовсе не обязана быть искренней. Францией правил юный протестант, ставший католиком по исключительно политическим причинам. Англия и северные германские княжества, чьи кардиналы, уже отпочковавшись от Рима, приезжали только на первую часть собора, вообще утратили к нему интерес — им было достаточно и даже выгодно считаться территориями просто христианскими. Никак не находился посредник, который бы примирил эмиссаров новых королей Испании и Франции.

Карло Борромео, в ту пору молодой умница, замечательно красноречивый и дисциплинированный священник, убедил стороны, что Пий IV забудет о прошлом, как только все соберутся в Тренте и рассядутся по местам. Однако первое собрание его святейшество начал, словно Луис де Леон, словами: «Вчера мы говорили…»[61] Немедленно развернулись такие жаркие споры, что, когда на второй день он опомнился и предложил-таки начать с нуля, кардиналы взбунтовались и потребовали следовать предшествовавшей повестке. Начать с начала только ради того, чтобы на сей раз получилось лучше, казалось каким-то сумасбродством.

Завершение собора тоже было разыграно безупречно. Убедившись, что кардиналы снова начали переливать из пустого в порожнее, Борромео и Пий IV быстренько, ни с кем не советуясь, изда-ли буллу Benedictus Deus[62], которой папа утвердил постановления собора и призвал всех епископов мира следовать им.

Нашлись, разумеется, задиристые кардиналы, желавшие спорить дальше. Некоторые даже отказывались от компромиссных решений: например, собрать разного рода тонкие моменты с тем, чтобы потом привести их в соответствие с Новым катехизисом. Пий сломил их волю пирожными, бокалами с вином, открытыми улыбками и, чего уж там, столь же открытыми угрозами — со времен цезарей в Риме не казнили стольких сомневающихся. «Мне кажется, — говорил Пий тем, кто отказывался подписывать постановления даже после улещиваний и подарков, — вам нужно поговорить с нашим добрым другом кардиналом Монтальто».

Монтальто был главным изувером среди итальянских инквизиторов, придерживался мнения, что нечего распускать нюни и позволять всем и каждому соваться со своими суждениями, как будто у церкви нету единого главы, и рьяно ратовал за скорейшее написание такого Катехизиса, по которому он сможет отправить всю Европу прямиком на костер.

Борромео в целом не возражал. Да и Пий IV тоже — при условии, что костер он будет наблюдать с высоты удобного трона последнего папы Возрождения. Под музыку, с хорошей закуской и наслаждаясь приятной беседой.

Мяч в классическую эпоху