Мякин с полной тарелкой и кружкой направился на поиски столовой. Клизменную он нашёл быстро — недаром уже дважды там побывал, а дальше… дальше стало сложнее. Он повернул направо, как указала дежурная, и оказался в небольшом как будто холле, из которого можно было по лестницам уйти наверх влево и вниз направо. Мякин включил логику: «По этим лестницам с дребезжащей каталкой не проберёшься, а вот справа на лифте, пожалуй, можно».
Мякин подошёл к лифту и нажал чёрную кнопку. Ничего не произошло: ни звука, ни загоревшейся лампочки у кнопки — можно было подумать, что лифт либо обесточен, либо…
«Не работает», — подумал Мякин.
— Работает? — услышал он сзади.
Мякин обернулся: знакомый по утреннему обходу седой доктор по-деловому сверлил Мякина глазами. Мякин не успел ответить, как услышал следующий вопрос:
— Ужин не понравился?
— Понравился, — ответил Мякин и подумал: «Что это я сказал, стоя с полной тарелкой еды?» — То есть не очень, — добавил он.
— Не очень, — согласился доктор. — Но кушать-то можно?
— Можно, — покорно ответил Мякин.
Неожиданно двери лифта распахнулись, и доктор жестом пригласил Мякина войти в кабину.
— Вам, вероятно, в столовую? — спросил доктор.
— Да, если можно, — ответил Мякин.
— Можно, — сказал доктор и нажал кнопку с цифрой три, где сбоку на потёртой бумажке красовалась небрежно написанная кем-то цифра четыре.
Лифт двинулся вверх. Вскорости двери открылись, и доктор констатировал:
— Столовая.
Мякин сказал: «Благодарю» и вышел наружу. Тёмный коридор встретил его гулкой тишиной. Мякин огляделся по сторонам. Прямо перед ним оказалась дверь с надписью «Столовая», а ниже виднелась бумажка, приклеенная к табличке липкой лентой. Мякин вплотную подошёл к бумажке и прочёл: «Извините за неудобства: столовая временно переехала на первый этаж».
Мякин скорее машинально, чем осознанно дёрнул ручку двери. Та легко открылась, и кто-то из полумрака сказал:
— Ну вот и длинный заявился! Заходи — что в дверях-то стоять?
Мякин хотел было отступить назад и закрыть дверь, но сильная рука, появившаяся слева, решительно прихватила его за спину, и он, против своего желания, оказался в чужой палате.
— Да ты, брат, с тарелкой и кружкой! Успел, значит, в столовку забежать? — И тот же голос добавил: — Длинный у нас пострел — везде успевает: и мадаму прихватить, и еду добыть.
Дверь за Мякиным закрылась, кто-то в углу зажёг ночное освещение, и Мякин разглядел обстановку. Чужая палата была намного меньше мякинской, четыре койки стояли почти вплотную друг к другу по две вдоль стен, оставляя посередине узкий проход. Три койки были заняты не очень симпатичными личностями, а одна — слева у окна — оставалась свободной.
— Не стой в дверях, садись рассказывай, где сегодня отгулялся?
Та же рука настойчиво продвигала Мякина к пустой койке. Под этим внешним воздействием он протиснулся к окну, сел на пустую кровать и объявил:
— Товарищи, я не ваш! Я ошибся палатой!
— Не дрейфь, длинный, ты среди своих… — Голос напротив добавил ещё пару нехороших слов, и Мякин понял свою ошибку: «Не надо дёргать чужие двери, когда свои есть».
Некто небритый справа от Мякина произнёс:
— Да, это действительно не наш!
— Не наш? — усомнился первый голос.
Кто-то включил большой свет.
— А чего к нам заявился? — Голос справа крепко выругался.
— Я ошибся, — тихо ответил Мякин.
Тот, что был сзади от него, пробасил:
— За ошибки платить надо. У нас тут вход пятак, выход — рубь.
— А вы кто будете? — спросил Мякин. — Больные, что ли?
— Мы-то — больные, а вот кто ты? Нам интересно бы узнать, — прохрипел небритый.
Мякин поставил тарелку с кружкой на подоконник и встал.
— Ну, я пойду.
— Он, наверное, шизик, — прохрипел небритый и выругался как-то странно для Мякина. Его слова «лысый глаз», которые он прибавлял к каждой фразе, мешали мякинскому восприятию происходящего.
— Ну так и быть, не наш, двигай отсюда, а еду оставь, лысый глаз!
— Ты чё, дед, зачем его отпускать? Пусть доложит обстановку, что и как! — Басовитый закрыл Мякину проход. — Если он шизик, нам полезное расскажет. Нам ещё всю зиму здесь куковать.
— Не впервой, откукуемся, лысый глаз! — возразил небритый.
Мякин, слушая этот диалог, начал соображать:
«Странная компания здесь подобралась. Похоже, не больные это».
— Я вряд ли вам пригожусь, — произнёс Мякин. — Я новенький, меня только вчера сюда взяли.
Молодой, давно не стриженный, лежавший напротив Мякина, неожиданно проявился простуженным голосом:
— Новенький, не новенький — значения не имеет. Нам любой шизик подойдёт.
— А тебя не спрашивают, лысый глаз! — прохрипел небритый. — Ты сам новенький. Первый раз на зимовку определился. Молчи! Заткнись, лысый глаз!
Мякин сверхвежливо заявил:
— Братцы, я вам точно не подойду. Я не шизик, я спать не могу.
— Как это не можешь? — удивился небритый. — Совсем не можешь или только притворяешься?
— Совсем не могу. Вот уж почти две недели не сплю.
— Слушай, дед. Нам он точно не подойдёт. Нам без спанья нельзя.
— Да понял я, понял, лысый глаз! — ответил небритый. — Не шизик он. Совсем не похож. Наш-то Длинный его по шизе за пояс заткнёт.