Мой хвост завилял от радости и я, стащив лапой ещё одну сосиску, съев ее, вылез из-под стола, когда Гарри поднялся по лестнице на второй этаж, затем дотянулся до колечка на потолке и потянув его вниз, забрался по ещё одной лестнице внутрь квадратной дыры. Он исчез на целых три часа, а затем, весь взмокший и растрёпанный спустился по лестнице вниз и сложив ее, закрыл квадратную черную дыру на потолке. Пригладив волосы рукой он спустился на первый этаж и протянул Лиззи два кожаных ремня. Один был верёвочный с табличкой, другой длинный с крючком. Лиззи с теплой улыбкой приняла их и взяв в руки молоток и гвоздь стала стучать по табличке с кличкой умершей кошки, переделывая буквы, выгравированные на ошейнике. Подправив их напильником и раскрасив лаком, она высушила его феном. Я спрыгнул с подоконника на котором все это время сидел, делая вид, что наблюдаю за аппетитными птичками, чирикающими на ветке за окном. Навострив уши и обернув голову на еле слышимый топот муравьев, я поднял лапы, пропуская их и в итоге запутавшись в собственных лапах пал на линолеум, пытаясь прийти в себя. Лиззи в это время надела на меня ошейник и прицепив крючком к нему поводок взяла за другой конец и открыв дверь, вышла первее меня навстречу теплому солнышку. Я, услышав скрип двери, подняв голову, отряхнувшись от звездочек, круживших перед глазами, выбежал из этой ловушки и вдохнув свежий воздух свободы ушел вперед, но недалеко. Примерно, на метра два-пять. Шаг дальше и веревочный ошейник начал душить меня, потому я отступил и лапами попытался снять его с себя, не совсем понимая, когда это я разрешал этому украшению залезть на мою тонкую шею. Естественно, после небольшой одышки.
Лиззи погладила меня по голове, почесала за ушком, затем под мордочкой и мне приспичило в туалет. Вчерашняя вода из лужи и, разумеется, еда из мусорного бака просились наружу. Посмотрев на Лиззи, принюхавшись к ее рукам, я понял, что она приличная дама, а я приличный кот, потому повел ее в ближайший сортир, благо он был в двадцати метрах, иначе бы пришлось идти в кусты и делать там свои «кошачьи большие дела», которые не только неприятно пахнут, но и на вкус весьма отвратительны. Как-то раз из интереса попробовал. Больше эту бяку я в рот никогда в жизни не брал.
Я вошёл в мужской туалет, прошел в кабинку и заперев дверь, издал пятой точкой неприятные звуки, царапая двери кабины. Нанизав на свои когти туалетную бумагу и тщательно ею вытерев все места, которые испачкались от природного зова, я стряхнул бумагу с лап в мусорный бак и спустив правой передней лапой воду в унитазе, немного залип на то, как она крутиться в нем, а после вышел из кабинки, открыв ее когтем. На задних лапах я подошёл к раковине и подставив лапы под кран вымыл их тщательно, даже под когтями, а после смыл водой и вновь нанизав на лапы бумажные салфетки, вытерев их, я стряхнул их в мусорный бак. А затем гордо вышел, опустившись на все четыре лапы.
Мужчины человеческого рода были шокированы от столь цивилизованного кота, который не хотел позорить девушку, которая знала как нужно чесать за ушком, по пузику и под подбородком, вызывая у меня ощущение райского блаженства, которого мне будет не хватать после того, как я сбегу, выбравшись из ловушки из книг и избавившись от этого украшения, который мне совсем не подхо–…
«А эта кожаная кругляшка с табличкой делает меня весьма величественной персоной, пожалуй, ее я оставлю себе.»
Я сел напротив витрины мимо которой мы проходили, разглядывая свою чистую белую шерсть с пятнами на теле и полосками на хвосте, уделяя внимание своим сапфирово-изумрудным глазам, что от лучей солнца стали лишь ярче. Осень весьма теплая. На дворе уже сентябрь, а солнце до сих пор столь же теплое, как и месяц тому назад.
Человек дернула за поводок, направляясь в сторону парка, где плавало много уток, которых я бы с радостью сейчас съел, да только Лиззи бросала мне в след кусочки вяленой колбасы, сперва достав пачку из своей сумки, лежащей на коленях, затем открыв ее, и которые я с радостью ловил и проглатывал.
На вкус они были весьма неплохими, как на свой внешний вид.
Поэтому до парка я добрался сытым и уточки меня уже не волновали, а вот слухи, которые я пытался расслышать, так сказать, намотать на ус, в моем случае усы, были весьма о тревожном известии.
Весь парк только и шептался о том, что в город приехала Маркуна де Кюри – известная леди; любительница шуб и жена одного известного дизайнера, который ещё промышлял бизнесом – открытием собственных магазинов с изделиями шуб разных животных. Одним словом я мог охарактеризовать их: живодеры.
Весь парк только и говорил о том, что среди людей она известна, как жена известного дизайнера (я вам так и сказал выше), а среди животных, как волк в овечьей шкуре.
Глава 3