О беде с моллюсками узнал Майкл Мецгер, молодой ученый из Колумбийского университета в Нью-Йорке. Как и Вайс, который искал вирус, лежащий в основе CTVT, Мецгер подозревал, что эта болезнь тоже имеет вирусную природу, и попытался раскрыть ее. Анализируя ДНК зараженных моллюсков, он обнаружил, что раковые клетки действительно содержат вирусоподобный фрагмент ДНК, получивший название Steamer, который внедряется в случайные места в геноме на определенном этапе своего клеточного цикла.
Поразительным было то, что место, которое Steamer выбирал для внедрения в геном моллюска, оказалось одинаковым для всех образцов раковых клеток, которые были проанализированы, причем даже если моллюски обитали в совершенно разных локациях. Трудно было представить, что такой подвижный элемент, как Steamer, всегда проникает в тело моллюска через одну и ту же точку чисто случайным образом: это было бы невероятным совпадением. Продолжив генетический анализ, Мецгер пришел к странному, но напрашивающемуся выводу: по-видимому, он столкнулся с еще одним заразным раком, передаваемым через лейкозные клетки, поступающие в окружающую морскую воду от инфицированных особей.
Места обитания североамериканских ракушек не единственные области, пораженные подобными видами рака. Мецгер захотел выяснить, вызывались ли столь же смертельные заболевания, фиксируемые в других местах, теми же раковыми клетками моллюска, дрейфующего в Атлантике. К своему удивлению, он обнаружил еще четыре не связанных между собой трансмиссивных лейкоза: один у канадских мидий, две отдельные разновидности у моллюска-сердцевика и один у раковин морских петушков на испанском побережье. Еще более запутывало дело то, что последний тип, похоже, изначально произошел от совершенно другого вида – от двустворчатых моллюсков
Наряду с открытием второй опухоли тасманийских дьяволов поразительные результаты Мецгера позволили расширить состоящий ранее из двух пунктов список известных трансмиссивных видов рака, спонтанно возникающих в дикой природе, до почти десяти наименований. Это произошло всего за несколько коротких лет, и я не удивлюсь, если их число вырастет в будущем. Более того, анализ научной литературы позволяет говорить о еще нескольких – и гораздо более тревожных – примерах рака, научившегося преодолевать барьер между индивидуальными организмами, пусть пока и не выказавшего впечатляющую заразность.
Большинство этих примеров связаны с беременностью, поскольку переплетенные кровеносные сосуды в плаценте служат удобным каналом для блуждающих клеток. За последние 150 лет или чуть более того было зарегистрировано 26 случаев, когда рак перешел от матери ребенку, причем в основном это были меланома и рак крови. Если учесть, что на 100 млн ежегодно появляющихся на свет младенцев приходятся лишь 500 000 матерей, которые могут быть больны раком (выявленным или скрытым), то шансы на подобный исход следует признать крайне низкими.
Раковые клетки также могут передаваться от одного однояйцевого близнеца другому в утробе матери. Первый случай, когда однояйцевые близнецы одновременно страдали детским лейкозом, был зарегистрирован в Германии в 1882 году, и с тех пор подобное повторилось еще в семидесяти случаях. Тщательный генетический анализ показал, что эти раковые заболевания возникали из-за того, что клон больных клеток, появлявшийся у одного близнеца, затем переходил к брату или сестре через узловатые кровеносные сосуды их общей плаценты. Следует также упомянуть о редких видах рака, известных как хориокарциномы, которые зарождаются в самой плаценте – ткани, составляющей часть организма раннего эмбриона, а потом распространяются на организм матери.
Кроме того, существуют искусственные пути передачи. В марте 2018 года врачи из Нидерландов опубликовали необычный отчет о четырех людях, у каждого из которых рак развился после того, как им произвели пересадку органов от одного и того же донора, 53-летней женщины, скончавшейся от кровоизлияния в мозг. На момент ее смерти не было ни малейших признаков, указывавших на то, что с ней что-то не так, и уж тем более никаких явных симптомов. Тем не менее три реципиента, получившие от нее легкие, печень и левую почку, умерли от метастатического рака молочной железы в течение семи лет после трансплантации. Особенно тревожным было то, что все три рака оказались идентичными.