– Кто-нибудь, принесите!.. принесите… – Фаран с трудом сглотнул. Никто не мог ничего принести, не существовало такого лекарства, которое бы спасло мальчика, потому что глаза его уже закатились.
– Нет! – Кива потянулась липкими руками к брату. – Нет! КЕРРИН! НЕТ!
Но не успела она, как и отец, дотянуться до его раны, не успела она его коснуться, как кто-то твердой рукой подхватил ее за пояс и поднял в воздух.
– Мы этого не хотели, – прорычал у нее над ухом голос мужчины с золотым гербом. – Мы
никогда не хотели ничего подобного.– ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! – Кива кричала и пиналась, безутешно рыдая. – ОТПУСТИТЕ… МНЕ НУЖНО… ВЫ ДОЛЖНЫ…
– Поднимайте его, – приказал стражник солдатам, окружающим Фарана. – Надо выполнить приказ.
Тот юноша, чей клинок был окрашен кровью Керрина, застыл над мальчиком; лицо его посерело, как пепел. Его оттолкнули в сторону, и только тогда он пришел в себя, вытер меч и двинулся за остальными.
– ПАПА! – ревела Кива, все еще пытаясь отбиться от стражника, но хватка у того была железной. – ПАПА!
Фаран не откликнулся на ее мольбы. Как если бы он умер вместе с младшим сыном. Он не боролся, не сопротивлялся, когда стражники подняли его на ноги и потащили.
– ПАПА! – снова закричала Кива.
– Похороните мальчика, – отдал приказ стражник оставшимся солдатам. Хриплым голосом он тихо добавил: – И поаккуратнее. Он всего лишь ребенок.
Мужчины направились к Керрину, и Кива забилась еще яростнее.
– НЕ. ТРОГАЙТЕ. ЕГО! – завизжала она. – НЕ СМЕЙТЕ…
– Извини, девочка, – пробормотал державший ее стражник. – Но ты сама виновата.
– ОТПУСТИ МЕНЯ! – еле выдавила Кива между всхлипами. – ПАПА! ПА…
Острая боль прервала ее крик, перед глазами встала тьма, и ее мир – и ее жизнь – в мгновение ока исчезли.
– Я с тобой целый день нянчиться не буду, лекарь. Просыпайся!
Киву резко встряхнули, и она, распахнув глаза, села, но вместо вдоха тут же зашлась кашлем.
Она не могла дышать.
Не могла вдохнуть воздух в легкие.
Не могла…
Не могла
…– Ой, хватит драматизировать, – надменно произнес женский голос, и Киву больно застучали по спине.
Кашляя и давясь, Кива попыталась отпихнуть руку обидчика, но вышло так себе. Боль полоснула ей руки, ноги, пробежала по желудку. Казалось, на ней живого места не осталось, словно кто-то мясницким ножом разрезал тело на миллион частей.
– Да вечного мира ради, дыши нормально! – приказала женщина, не прекращая бить Киву по спине. – Неужто это так сложно?!
Потихоньку кашель утих, но боль никуда не ушла. Кива попробовала сделать еще один вдох – из глаз тут же брызнули слезы, и она подняла дрожащую руку, чтобы их смахнуть. Едва перед глазами перестало все расплываться, как Кива, резко втянув воздух, чуть было не закашлялась снова.
– Ваше… высочество… – выдохнула Кива при виде принцессы, сидящей возле ее койки в лазарете. Лицо принцессы по-прежнему скрывала маска. – Что… вы… тут…
– Выпей, пока снова умирать не начала, – перебила принцесса Миррин, сунув ей в руки маленький, на четверть заполненный каменный стакан. Киве даже не пришлось нюхать белую жидкость: она и так сразу догадалась, что это маковое молоко. В обычных обстоятельствах она бы не стала принимать изменяющие сознание препараты, тем более в присутствии принцессы Эвалона, но от боли Кива практически не соображала, а уж говорить и подавно не могла.