Мятежная

— Пусть я и не предатель, воспылавший любовью к альтруистам, но никто не сможет контролировать меня, а эрудиты — в особенности, — шипит он, хватая меня за кисть.

Я выдергиваю руку, резко повернув запястье, чтобы сорвать захват.

— Я и не ожидала, что ты поймешь, — отвечаю я, вытирая мокрые от пота ладони о край футболки и сдвигаясь к шкафу. — Уверена, если бы напали на правдолюбов, а не альтруистов, ты бы спокойно позволил расстрелять твою семью. Но я не такая.

— Следи за языком, Сухарь, когда говоришь о моих родных, — цедит Питер, смещаясь к шкафу следом за мной, но я перехожу в противоположную сторону и отгораживаю его от тайника. Я не собираюсь намекать, где спрятан диск, ни единым жестом.

Его взгляд скользит то влево, то вправо. Я хмуро слежу за Питером и замечаю какой-то прямоугольный предмет в одном из его карманов.

— Отдавай, — говорю я. — Сейчас же.

— Нет.

— Отдавай или, не обессудь, убью тебя на месте.

Он ухмыляется.

— Если бы ты только видела со стороны, как ты смешна, когда угрожаешь другим. Будто маленькая девочка грозит мне, что задушит меня прыгалками.

Я двигаюсь в его сторону, и он отшатывается к двери.

— Не смей называть меня «маленькой девочкой».

— Буду, если захочу.

Я бросаюсь в атаку, стараясь ударить левым кулаком туда, где причиню самую сильную боль. В пулевую рану в руке. Он уворачивается, но вместо того, чтобы пытаться ударить еще раз, я хватаю его за раненую руку и выкручиваю ее в сторону изо всех сил. Питер орет, как безумный, а я с размаху бью его ногой в колено. Он падает.

В коридор выбегают люди в серо-черных и желто-красных одеяниях. Питер бросается на меня и ударяет в живот. Я сгибаюсь от боли, но не останавливаюсь. Я издаю нечто среднее между криком и визгом и бросаюсь навстречу, подняв левый локоть к подбородку, чтобы ударить противника в лицо.

Один из людей Товарищества хватает меня, приподнимает и оттаскивает от Питера. Ноет рана в плече, но из-за прилива адреналина я едва чувствую это. Рвусь к Питеру, стараясь не смотреть на ошеломленные лица людей из Товарищества и Альтруизма вокруг меня. Среди них вижу Тобиаса. Незнакомая женщина садится на корточки рядом с Питером и начинает что-то говорить ему успокаивающим голосом. Я стараюсь не обращать внимания на его стоны и свой спазм в животе, начавшийся от ощущения вины. Я ненавижу Питера. Мне плевать.

— Трис, успокойся, — говорит Тобиас.

— У него жесткий диск! — кричу я. — Он украл его у меня!

Тобиас подходит к Питеру и молча ставит ногу ему на грудь. Потом достает из кармана диск.

— Мы не всегда будем в таком безопасном месте, а ты поступил не слишком умно, — шепчет он Питеру. — И ты тоже не слишком разумна, — добавляет он, обращаясь ко мне. — Ты хочешь, чтобы нас выгнали прямо сейчас?

Я морщусь. Мужчина из Товарищества пытается тащить меня по коридору. Я пытаюсь вывернуться.

— Что вы делаете? Отпустите меня!

— Ты нарушила условия мирного соглашения, — мягко говорит он. — Мы должны следовать правилам.

— Давай, — говорит Тобиас. — Тебе надо успокоиться.

Я оглядываю собравшихся. Никто не спорит с Тобиасом. Все глядят лишь на меня. Я позволяю двум людям из Товарищества увести меня.

— Смотри под ноги, — приказывает один. — Тут доски шатаются.

У меня стучит пульс в голове. Значит, я начала успокаиваться. Седой мужчина из Товарищества открывает дверь с табличкой «Конфликтная комната» слева по коридору.

— Хотите изолировать меня? — скривившись, спрашиваю я. Так и должны, по идее, поступать в Товариществе. Отгородить ото всех, а затем начать учить управлению дыханием для позитивного мышления.

Комната ярко освещена, и мне приходится щуриться. На противоположной стене — большие окна, выходящие в сад. Несмотря на это, она выглядит небольшой, возможно, из-за того, что потолок и стены обшиты досками.

— Сядь, пожалуйста, — говорит старший, показывая на табурет посреди комнаты. Он, как и другая мебель в домах Товарищества, сделан из неполированного дерева, и выглядит грубо, будто еще не потерял связь с землей. Я продолжаю стоять.

— Драка окончена, — говорю я. — Я больше так не буду. По крайней мере, здесь.

— Мы должны следовать правилам, — говорит другой мужчина, помоложе. — Пожалуйста, мы обсудим, что произошло, а затем тебя отпустим.

Они говорят с такой мягкостью. Не тихо, как альтруисты, которые всегда боятся причинить беспокойство и нарушить чужие границы. Негромкие, приятные голоса. Интересно, чему они учат своих неофитов в первую очередь? Как лучше всего говорить, двигаться и улыбаться, чтобы умиротворять себя и окружающих?

Я сажусь на краешек, чтобы быстро встать, если потребуется. Младший из мужчин встает передо мной. Позади меня скрипят петли. Я гляжу через плечо. Старший открыл шкаф позади меня и стал возиться на полках.

— Что вы делаете?

— Завариваю чай, — сказал он.

— Не думаю, что чай способен решить проблему.

— Тогда скажи нам, — обращается ко мне молодой надзиратель, и я снова поворачиваюсь к окнам. Мужчина улыбается мне. — Как ты считаешь, что ее решит?

— Если выгнать отсюда Питера.

— Мне кажется, ты на него напала, — произносит он. — И именно ты ранила его в руку.