— Наверное, слишком много вкололи. У нее маленькая масса тела, и они не приняли во внимание рост и вес.
— Вкололи слишком много
— У тебя прекрасный голос, — заявляю я.
— Трис, помолчи, пожалуйста, — просит он.
— Сыворотки умиротворения, — отвечает Джоанна. — В малых дозах она действует как мягкое успокоительное и улучшает настроение. Единственный побочный эффект — небольшое головокружение. Мы используем ее для тех членов сообщества, которым не удается вести себя мирно.
Тобиас фыркает.
— Я не идиот.
Джоанна пару секунд молчит, сложив руки на груди.
— Ты наверняка понимаешь, что дело в другом, иначе конфликт и не случился бы, — поясняет она. — Но все, что мы здесь делаем, мы осуществляем по общему согласию фракции. Если бы мне потребовалось дать сыворотку целому городу, я бы так и поступила. И ты бы не оказался в нынешней ситуации.
— Точно, — отвечает он. — Накачать все население наркотой — лучшее решение наших проблем. Отличный план.
— Сарказм — штука недобрая, Четыре, — мягко говорит она. — Пока я просто извинюсь за то, что Трис по ошибке дали большую дозу. Прошу прощения, но девочка нарушила условия соглашения, и в результате, боюсь, вы не сможете здесь долго оставаться. Ссора между ней и тем мальчиком — Питером — такая вещь, которую мы не забудем.
— Не беспокойся, — отвечает Тобиас. — Мы намерены уйти так быстро, как только сможем.
— Хорошо, — едва улыбнувшись, соглашается Джоанна. — Мир между Товариществом и лихачами поддерживается только на определенной дистанции.
— Это многое объясняет.
— Прости? На что ты намекаешь? — спрашивает она.
— На то, — цедит он, — почему вы, под видом
Джоанна тихо вздыхает и смотрит в окно. Там небольшой дворик, в котором растет виноград. Лозы взбираются на уголки окон, будто пытаясь влезть внутрь и принять участие в разговоре.
— Товарищество ничего такого не делало, — говорю я. — Это
— Мы не вмешиваемся во имя мира, — начинает Джоанна.
— Мира, — произносит Тобиас, будто выплевывая слово. — Да, я уверен, все станет просто чудесно, если мы будем либо мертвы, либо выживем, но нас накроет страх от угрозы контроля сознания и непрекращающихся симуляций.
Лицо Джоанны перекашивается, и я пытаюсь подражать ей, чтобы понять, как себя чувствует человек с таким выражением. Ощущение мне не нравится. Я не понимаю, почему оно у нее появилось.
— Я не принимаю решения, — продолжает она. — Иначе наш нынешний разговор был бы совсем иным.
— Хочешь сказать, ты не согласна с ними?
— Не могу публично высказать недоверие к моей фракции, но в личной беседе я откровенна.
— Трис и я покинем вас в течение пары дней, — заявляет Тобиас. — Я надеюсь, фракция не изменит решения и оставит это место убежищем.
— Думаю, да. А Питер?
— Сами разбирайтесь, — отрезает он. — Поскольку с нами он не пойдет.
Он берет меня за руку, и мне приятно ощущение кожи Тобиаса, хотя она не гладкая и не мягкая. Я улыбаюсь Джоанне, но выражение ее лица не меняется.
— Четыре, — начинает она. — Если ты и твои друзья желают… не попасть под влияние сыворотки, вам не следует есть хлеб.
Тобиас благодарит Рейес, мы идем по коридору, и я через каждый шаг спотыкаюсь.
Глава 7
Эффект сыворотки заканчивается через пять часов, когда заходит солнце. Тобиас закрывает меня в комнате на весь день и постоянно проверяет мое состояние. Когда он появляется в очередной раз, я сижу на кровати и напряженно смотрю в стену.
— Слава богу, — вздыхает он, прислоняясь лбом к двери. — Я уже думал, что кошмар будет бесконечным и мне придется оставить тебя здесь… нюхать цветочки и делать все, что тебе захочется, под влиянием химической дряни.
— Я их прибью, — говорю я. —
— Не стоит. Мы все равно скоро уходим, — отвечает он, закрывая за собой дверь. Достает из заднего кармана жесткий диск. — Думаю, надо спрятать его за шкафом.
— Он там уже был.
— Ага, и именно поэтому Питер не станет искать его здесь снова, — заявляет Тобиас, одной рукой отодвигая шкаф, а другой — засовывая за него диск.
— Почему я не смогла преодолеть действие сыворотки умиротворения? — удивляюсь я. — Если мои мозги такие чудные, они даже смогли сопротивляться симуляции, почему не справились теперь?
— На самом деле, не знаю, — произносит он. Плюхается на кровать рядом со мной, сбивая матрас. — Может, чтобы противостоять сыворотке, надо
— Ну, очевидно, я
— Иногда люди хотят быть счастливы, даже если не по-настоящему, — и он обнимает меня за плечи.
Он прав. Даже сейчас мир между нами основан на том, что мы не говорим об определенных вещах. Об Уилле, о моих родителях, о том, как я ему чуть в голову не выстрелила. О Маркусе. Но я не смею разрушить этот мир правдой, поскольку я держусь за него руками и ногами, чтобы не рухнуть самой.