Мятежная

— У тебя так отекла челюсть, как будто у тебя ком еды за щекой. Ты едва не зарезала Эрика, — хмурится он. — И мне нельзя спросить, все ли у тебя в порядке?

Я вздыхаю. Придется сказать ему насчет Маркуса. Но я не хочу делать это здесь, среди толпы.

— Ага, в порядке.

Его рука дергается, будто он хочет прикоснуться ко мне, но не решается. А потом передумывает и, обняв меня, притягивает к себе.

Внезапно мне кажется, что так хорошо было бы, если бы рисковали собой другие. Чтобы я могла вести себя эгоистично, быть рядом с Тобиасом и не тревожить его. Очень хочется застыть так и забыть обо всем.

— Прости, что не сразу пришел на помощь, — шепчет он, уткнувшись в мои волосы.

Я вздыхаю и провожу пальцами по его спине. Я могу стоять рядом с ним, пока не упаду без сознания от усталости. Хотя нет, не могу.

— Мне надо с тобой поговорить, — я отстраняюсь от Тобиаса. — Где-нибудь в другом месте.

Он кивает. Мы покидаем кафетерий. Когда проходим мимо одного из лихачей, тот вопит вслед:

— Глядите-ка, Тобиас Итон!

Я уже почти забыла о допросе — о том, что его имя теперь известно всем лихачам.

— Я тут твоего папочку видел, Итон! Прятаться будешь, а? — кричит другой.

Тобиас деревенеет, будто на него наставили пистолет, а не крикнули нечто обидное.

— Ага, прятаться будешь, ты, трус?

Пара человек смеется. Я хватаю Тобиаса за руку и тащу к лифту, прежде чем он что-нибудь натворит. Сейчас он легко набьет кому-нибудь морду. Или сделает еще что похуже.

— Я собиралась сказать тебе. Он пришел вместе с Калебом, — объясняю я. — Он и Питер сбежали тогда из Товарищества…

— Чего же ты ждала? — спрашивает он. Не грубо, но как-то странно, словно не своим голосом.

— Это не та новость, которую выкладывают в кафетерии.

— Откровенно.

Мы молча ждем лифта. Тобиас, прикусив губу, смотрит вперед. Точно так же он ведет себя, пока мы поднимаемся на восемнадцатый этаж. Там пусто. Тишина охватывает меня, мягко, как объятия Калеба. Успокаивает. Я сажусь на одну из скамеек на периферии зала. Тобиас берет стул, на котором во время допроса сидел Найлз, и ставит его напротив меня.

— Вроде здесь два было? — хмурится он.

— Ага, — отвечаю я. — Я, это… он из окна выпал.

— Странно, — Тобиас удивлен. — Так, что ты хотела рассказать? Или только о Маркусе?

— Нет, не только. Ты… ты в порядке? — осторожно спрашиваю я.

— У меня ведь нет пули в башке, да? — отвечает он, глядя на свои руки. — Значит, в порядке. Я бы предпочел сменить тему.

— Я хочу поговорить о симуляциях, — говорю я. — Но сначала о другом. Твоя мать считала, что Джанин нанесет следующий удар по бесфракционникам. Очевидно, она ошиблась. И я не знаю почему. Не похоже, что правдолюбы собираются воевать с эрудитами или…

— Ну, подумай сама, — строго произносит он. — Обдумай детально, как эрудиты.

Я недовольно смотрю на него.

— Что? — спрашивает он. — Если это не получится у тебя, то у остальных вообще нет шансов.

— Хорошо. Ну… потому, что лихачи и правдолюбы — следующие мишени, наиболее логичные. И… бесфракционники живут в разных местах, а мы собраны в одном.

— Правильно, — соглашается он. — Кстати, когда Джанин напала на альтруистов, она получила всю хранившуюся у них информацию. Мать сказала, что альтруисты собрали информацию о дивергентах среди бесфракционников. Следовательно, после нападения Джанин узнала, что среди бесфракционников самый высокий процент дивергентов. Уж точно выше, чем среди правдолюбов. Следовательно, атака на них будет менее успешна.

— Правильно. А теперь расскажи мне снова о сыворотке, — говорю я. — В ней мало компонентов, так?

— Два, — кивает он. — Собственно сыворотка, вызывающая симуляцию, и приемопередатчик. Приемопередатчик получает информацию от компьютера и передает в мозг, получает информацию от мозга и передает в компьютер. Жидкость меняет состояние сознания.

— Приемопередатчик рассчитан на одну симуляцию? Что происходит с ним потом?

— Рассасывается, — отвечает он. — Насколько мне известно, эрудитам не удалось создать приемопередатчик, который работал бы дольше. Хотя симуляция, когда напали на альтруистов, длилась намного дольше, чем все, мне известные.

У меня в голове заседают его слова «насколько мне известно». Джанин большую часть своей жизни провела, экпериментируя с сыворотками. Если она продолжает охотиться на дивергентов, то наверняка упорно продолжает разрабатывать все новые версии.

— К чему ты клонишь, Трис? — спрашивает он.

— Ты же это уже видел? — я показываю на повязку на плече.

— Не особо, — отвечает он. — Я и Юрайя целое утро таскали на четвертый этаж раненых эрудитов и предателей.

Я сдвигаю повязку и демонстрирую прокол в коже. Кровь уже не идет, а вот синие линии никуда не делись. Потом сую руку в карман и достаю иглу, которую вытащила из себя.

— Напав, они не пытались нас убить. Они стреляли в нас этим.

Он касается моей кожи, окрашенной в синий цвет. Я раньше не замечала, но он, оказывается, изменился со времени, когда я проходила инициацию. Слегка отпустил бородку, волосы тоже отросли, достаточно, чтобы разглядеть их каштановый оттенок.

Берет у меня из руки диск с иглой. Стучит по пластине.