Мятежная

— Судя по всему, пустой. Значит, внутри была эта синяя штука, которая теперь в твоей руке. Что случилось после того попадания?

— Они кинули какие-то цилиндры, из которых шел газ, и все потеряли сознание. Кроме меня, Юрайи и еще одного дивергента.

Тобиас явно не удивлен, и я смотрю на него, прищурившись.

— Ты знал, что Юрайя дивергент?

— Конечно. Я вел у него симуляции, — пожимая плечами, отвечает он.

— И не говорил мне?

— Личная информация. И опасная.

Я чувствую, как во мне снова закипает гнев. Сколько еще всего он скрывает от меня? Но потом успокаиваюсь. Конечно, он не должен был говорить мне, что Юрайя дивергент. Из уважения к нему. Вполне логично.

Я прокашливаюсь.

— Знаешь, ты спас наши жизни. Эрик хотел нас перестрелять.

— Я думаю, нам хватит считать, кто кому и сколько раз спас жизнь, — он замолкает.

— Ладно, — отвечаю я, чтобы прервать паузу. — После того, как мы выяснили, что почти все уснули, Юрайя побежал наверх, чтобы предупредить остальных, а я — на второй этаж. Эрик собрал всех дивергентов у лифтов и начал рассуждать, кого из нас он прихватит с собой. Сказал, что ему позволили взять двоих. Понятия не имею, зачем ему вообще кто-то понадобился.

— Странно, — удивляется Тобиас.

— Есть идеи?

— Предположим, с помощью иглы тебе ввели приемопередатчик, — отвечает он. — А газ представлял собой аэрозольный вариант сыворотки. Но зачем…

Он морщит лоб.

— Она просто решила всех усыпить, чтобы выяснить, кто из нас — дивергенты.

— Ты думаешь, единственной целью нападения было напичкать нас приемопередатчиками?

Он качает головой, а затем внимательно смотрит на меня. Его глаза темно-синие, настолько мне знакомые, что, кажется, сейчас они поглотят меня целиком. На мгновение я задумываюсь о том, как этого хочу. Уйти отсюда и от всего, что здесь происходит.

— Думаю, ты сама догадалась, — говорит он. — Но ждешь, чтобы я с тобой поспорил. А я не собираюсь этого делать.

— Они сделали приемопередатчики длительного действия, — я поняла.

Он кивает.

— Значит, нас посадили на крючок, чтобы проводить симуляции, и не одну, — продолжаю я. — Столько, сколько потребуется Джанин.

Он снова кивает.

Мое дыхание прерывается.

— Действительно, скверно, Тобиас.

В коридоре, ведущем из зала допросов, он резко останавливается и опирается о стену.

— Значит, ты пошла на Эрика, — интересуется он. — Это было во время нападения или потом, когда вы были у лифтов?

— У лифтов, — отвечаю я.

— Одного не понимаю. Ты оказалась внизу. Могла просто сбежать. Вместо этого ты бросилась одна в толпу вооруженных лихачей. Готов поспорить, пистолета не имела.

Я сжимаю губы.

— Так? — спрашивает он.

— Почему ты решил, что у меня не было пистолета? — я скорчила мину.

— После той ночи, когда напали на альтруистов, ты прикоснуться к нему не могла, — отвечает он. — Я понимаю почему, после того случая с Уиллом, но…

— Это совершенно ни при чем.

— Разве? — он поднял брови.

— Я сделала то, что должна была сделать.

— Ага. Но теперь тебе пора завязывать, — он подходит ко мне. Но коридоры в здании достаточно широкие, чтобы я могла сохранить приличную дистанцию. — Тебе надо было остаться в Товариществе. Держаться подальше от всего.

— Нет, не надо, — отвечаю я. — Ты думаешь, лучше меня знаешь, что мне нужно? Ты понятия не имеешь. В Товариществе я с ума сходила. А здесь я, наконец, почувствовала себя… нормальной.

— Странно, учитывая, что вела ты себя, как псих, — не понимает он. — Выбор той ситуации, в которой ты оказалась вчера вечером, — никакая не отвага. И даже не глупость. Мания самоубийства. Тебе совсем твоя жизнь не дорога?

— Дорога, еще как! — огрызаюсь я. — Я просто хотела сделать хоть что-то полезное.

Пару секунд он просто глядит на меня.

— Ты больше, чем лихачка, — тихо говорит он. — Но если ты хочешь вести себя, как они, без причины бросаясь в бой очертя голову, бороться с врагами, не обращая внимания на этичность поступков, — вперед, пожалуйста. Я думал, ты умнее, но, видимо, ошибся!

Я сжимаю кулаки.

— Не надо оскорблять лихачей, — завожусь я. — Они приняли тебя, когда тебе было некуда деваться. Доверили важную работу. Среди них ты нашел друзей.

Я опираюсь на стену и смотрю в пол. Плитки во всем «Супермаркете Безжалостности» черные и белые, везде. Здесь они уложены в шахматном порядке. Если расслабить глаза и дать им расфокусироваться, то я увижу ровно то, чего не признают правдолюбы, — серый цвет. Возможно, я и Тобиас тоже не признаем полутонов. В глубине души.

Я чувствую себя слишком тяжелой, тяжелее, чем может выдержать мой скелет. Кажется, я сейчас провалюсь сквозь пол.

— Трис.

Я молчу.

— Трис.

Я наконец-то поднимаю взгляд.

— Я не хочу потерять тебя.

Мы стоим еще минуты две. Я не высказываю то, что у меня на уме. Возможно, он прав. Часть меня желает уничтожения, воссоединения с родителями и Уиллом, чтобы у меня больше за них душа не болела. А другая часть хочет жить, чтобы увидеть, как все закончится.

— Значит, ты ее брат? — спрашивает Линн. — Кажется, ясно, кому достались все хорошие гены.

Видя выражение лица Калеба, я смеюсь. Он слегка морщит губы, а глаза его расширяются.