Мятежная

— Когда тебе надо возвращаться? — спрашиваю я его, толкая брата локтем.

Вцепляюсь зубами в сэндвич, который он мне принес. Мне неспокойно рядом с Калебом. Смешанные чувства при виде жалких остатков родной семьи и жалких остатков моей жизни с лихачами. Что он подумает о моих друзьях? И что моя фракция будет думать о нем?

— Скоро, — отвечает он. — Не хочу никого беспокоить.

— А я и не знала, что Сьюзан сменила имя на «Никто», — я удивлена.

— Ха-ха, — корчит он рожу.

Насмешки между братьями и сестрами вроде должны быть естественными, но это не про нас. В Альтруизме не приветствовалось любое поведение, которое могло поставить в неловкое положение другого человека. В том числе и шутки с насмешками.

Я чувствую, насколько осторожно мы общаемся, как нащупываем новые пути теперь, когда погибли наши родители, а мы оказались в разных фракциях. Каждый раз, глядя на него, я понимаю, что это — последний близкий человек, оставшийся у меня в целом мире. Чувствую отчаяние, желая удержать его рядом и сократить разделяющую нас пропасть.

— Сьюзан — другой перебежчик от эрудитов? — спрашивает Линн, втыкая вилку в стручковую фасоль. Юрайя и Тобиас еще стоят в очереди, позади пары десятков правдолюбов, которые препираются, выбирая еду.

— Нет, жила по соседству, когда мы были детьми. Из Альтруизма, — отвечаю я.

— У тебя с ней роман? — спрашивает она Калеба. — Не думаешь, что это глупая затея? В смысле, когда все закончится, вы окажетесь в разных фракциях, будете жить в разных местах…

— Линн, ты когда-нибудь заткнешься? — говорит Марлен, кладя ей руку на плечо.

В противоположном конце зала я замечаю Кару и кладу сэндвич на тарелку. Аппетит пропал. Я гляжу на нее, опустив голову. Она уходит в дальний конец кафетерия, где за двумя столами сидят немногие беженцы из числа эрудитов. Большинство из них сменили синие одежды на черно-белые, но не сняли очки. Я пытаюсь переключиться на Калеба, чтобы не смотреть на них, но и он начинает таращиться на эрудитов.

— У меня шансов вернуться к эрудитам не больше, чем у них, — говорит он. — Когда все кончится, у меня не будет фракции.

Впервые я замечаю, с какой печалью он говорит об Эрудиции. Я и не понимала, как тяжело далось ему решение оставить их.

— Может, пойдешь, сядешь с ними, — предлагаю я, кивая в сторону беженцев-эрудитов.

— Я их не знаю, — он пожимает плечами. — Ты же помнишь, я пробыл во фракции всего месяц.

Подходит Юрайя и с мрачным видом бросает поднос на стол.

— Я подслушал разговоры насчет результатов допроса Эрика, в очереди, — говорит он. — Очевидно, он практически ничего не знает о планах Джанин.

— Что? — переспрашивает Линн, со стуком кладя вилку на стол. — Как такое может быть?

Юрайя пожимает плечами и садится.

— А я не удивлен, — говорит Калеб.

Все изумленно глядят на него.

— Что? — спрашивает он, краснея. — Просто было бы глупо доверить все свои планы одному человеку. Намного умнее дать по небольшому кусочку каждому из тех, с кем ты работаешь. В таком случае, если кто-то тебя предаст, потеря не столь велика.

— Ого, — говорит Юрайя.

Линн подбирает вилку и снова ест.

— Слышала, у правдолюбов хорошее мороженое делают, — Марлен оглядывается на очередь. — Сама понимаешь, типа «Хреново, конечно, что на нас напали, но здесь, по крайней мере, десерт дают».

— Мне уже лучше, — коротко отвечает Линн.

— Может, не так вкусно, как пирожные в Лихачестве, — мрачно произносит Марлен. Вздыхает, и прядь обесцвеченных каштановых волос падает ей на глаза.

— Хорошие пирожные у нас были, — говорю я Калебу.

— А у нас — газировки классные, — отвечает он.

— А, но все равно у вас не было утеса над подземной рекой, — морщит брови Марлен. — Или комнаты, где можно встретиться со всеми своими кошмарами сразу.

— Нет, — отвечает Калеб. — И, честно говоря, меня все вполне устраивает.

— Не-жен-ка, — нараспев тянет Марлен.

— Все твои кошмары? — переспрашивает Калеб, и у него загораются глаза. — А как это происходит? В смысле, кошмары создает компьютер или твой мозг?

— О боже, — Линн роняет голову на руки. — Началось.

Марлен принимается описывать симуляции. Я погружаюсь в звуки голосов вокруг меня и доедаю сэндвич. Потом, несмотря на звон вилок и шум разговоров сотен людей, опускаю голову на стол и засыпаю.

Глава 18

— Тихо, все!

Джек Кан поднимает руки, и толпа умолкает. У него истинный талант руководителя.

Я стою среди лихачей, которые пришли поздно, когда уже не осталось сидячих мест. Краем глаза ловлю вспышку света. Молния. Гроза — не лучшее время для собрания в зале, у которого вместо окон дыры в стенах. Но это самое большое помещение, которое у нас есть.

— Понимаю, многие из вас потрясены и ошеломлены случившимся вчера, — начинает Джек. — Я слышал много докладов, рассматривающих событие с самых разных точек зрения. Я пришел к выводу, что из этого — правда, а где требуется дополнительное расследование.

Убираю за уши влажные волосы. Я проснулась за десять минут до времени, назначенного для собрания, и побежала в душ. Хотя я еще и уставшая, но теперь мне намного лучше.

— На мой взгляд, самое важное — вопрос о дивергентах.