Мятежная

Я уже в считаных метрах от стеклянного здания. Стиснув зубы, лечу сломя голову, изо всех сил. Ноги немеют, я едва чувствую землю под собой. Но прежде, чем вбежать в двери, краем глаза вижу движение в переулке. Резко сворачиваю туда.

По переулку бегут трое. Светловолосый, рослый. И Питер.

Я спотыкаюсь и едва не падаю.

— Питер! — воплю я. Он поднимает пистолет. Позади меня вскидывает ствол Тобиас. Мы стоим в нескольких метрах друг от друга, в ситуации «ничья». Позади него светловолосая женщина, видимо, Джанин, и рослый лихач-предатель сворачивают за угол. У меня нет ни оружия, ни плана, но я хочу бежать за ними, и я готова так сделать. Но Тобиас обрушивает мне руку на плечо и держит меня.

— Ты предатель! — Ору я на Питера. — Я знала! Знала.

Воздух раздирает возглас. Отчаянный женский крик.

— Похоже, ты нужна твоим друзьям, — слегка улыбается Питер. Или скалится. Он продолжает держать пистолет перед собой. — У тебя есть выбор. Можешь отпустить нас и помочь им или погибнуть, попытавшись догнать нас.

Я едва не кричу. Мы оба знаем, как я поступлю.

— Чтоб ты сдох.

Пячусь, отходя к Тобиасу. Тот тоже начинает пятиться, пока мы не доходим до конца переулка. Свернув за угол, бежим.

Глава 22

Шона лежит на земле, лицом вниз. На рубашке расплывается пятно крови. Линн сидит на корточках рядом, глядя на нее и ничего не делая.

— Я виновата, — бормочет Линн. — Я не должна была стрелять в него. Не должна…

Я гляжу на пятно. Пуля попала ей в спину. Не видно, дышит она или нет. Тобиас прикладывает к ее шее два пальца и кивает.

— Нам надо сматываться, — говорит он. — Линн, слушай меня. Я понесу ее, и ей будет очень больно, но это единственный выход.

Линн кивает. Тобиас садится рядом с Шоной и подсовывает руки под нее. Поднимает на плечи. Шона стонет. Я бросаюсь вперед, чтобы помочь ему поднять обмякшее тело. Горло сдавливает, и я прокашливаюсь.

Крякнув от натуги, Тобиас встает, и мы идем в сторону «Супермаркета Безжалостности». Линн спереди, с пистолетом в руке, я — сзади. Я пячусь, чтобы следить, не преследует ли нас кто, но никого не вижу. Наверное, предатели-лихачи отступили, но лучше подстраховаться.

— Эй! — кричит кто-то. Навстречу нам бежит Юрайя. — Зик пошел помочь им отвести Джека… о нет!

Он останавливается.

— О, нет. Шона?

— Не сейчас, — обрывает Тобиас. — Беги обратно в Маркет и приведи врача.

Возвращаться нам — меньше километра, но от звуков неровного дыхания Линн и покрякивания Тобиаса, несущего Шону, которая может истечь кровью, расстояние кажется мне бесконечным. Я вижу, как с каждым вдохом и выдохом мышцы на спине Тобиаса вспучиваются и опадают. Шагов я не слышу, только мой собственный пульс. Когда мы доходим до дверей, кажется, что меня вот-вот стошнит или я упаду в обморок. Или заору во всю глотку.

Юрайя, мужчина-эрудит с зачесом и Кара встречают нас внутри у входа. Они расстилают простыню, чтобы положить Шону. Тобиас опускает ее на пол, и врач немедленно принимается за дело. Разрезает на спине рубашку. Я отворачиваюсь. Не хочется смотреть на пулевую рану.

Тобиас стоит передо мной с красным от нагрузки лицом. Мне хочется спрятаться в его объятиях, как после последнего боя, хочется, чтобы он обнял меня, но он этого не делает, а я предпочитаю не просить его.

— Я не буду делать вид, что понимаю тебя, — говорит он. — Но если ты еще раз станешь бездумно рисковать своей жизнью…

— Я не рисковала своей жизнью. Я пыталась жертвовать, как мои родители, как…

— Ты — не твои родители. Ты шестнадцатилетняя девушка…

— Как ты смеешь… — стиснув зубы, начинаю я.

— …которая не понимает, что ценность жертвы заключается в целесообразности, а не в бесполезной гибели! Если ты сделаешь это еще раз, между нами все кончено.

Я не ожидала от него такого.

— Ты ставишь мне ультиматум? — шепчу, чтобы остальные не слышали.

Он качает головой:

— Нет, излагаю факты.

Его губы сжаты в ниточку.

— Если ты еще раз очертя голову бросишься навстречу опасности, без достаточной причины, ты станешь обычным адреналиновым наркоманом, каких среди лихачей немало. Таким, который живет в ожидании следующей дозы. И я не собираюсь помогать тебе в этом.

Он произносит свои слова с горечью.

— Я люблю Трис Избранную, которая принимает решения, не оглядываясь на верность фракции, и не ведет себя так, как положено во фракции. Но Трис, которая изо всех сил старается себя уничтожить… ее я любить не смогу.

Мне хочется кричать. Не от злости, поскольку, боюсь, он совершенно прав. Мои руки дрожат, и я хватаюсь за край рубашки, чтобы унять дрожь.

Он прижимается головой к моему лбу и закрывает глаза.

— Я верю, что ты здесь, настоящая, — тихо говорит он. — Возвращайся.

Нежно целует меня. Я в таком шоке, что не в силах сопротивляться.

Он направляется к Шоне, а я стою, потерянная, на одной из чаш весов символа Правдолюбия.

— Много времени прошло.

Я опускаюсь на кровать напротив Тори. Она сидит, ее нога лежит на стопке подушек.

— Да, — отвечаю я. — Как себя чувствуешь?

— Как подстреленная, — улыбается она. — Слышала, тебе это уже знакомо.

— Ага. Круто, правда?