Мне требуется пара секунд, чтобы снова начать нормально дышать. Когда у меня получается, я оставляю скорчившегося на полу Маркуса и бегу за Тобиасом. Догоняю его только в коридоре.
—
Тобиас нажимает кнопку лифта «ВНИЗ» и даже не оборачивается ко мне.
— Возникла необходимость, — отвечает он.
— Для чего? — спрашиваю я.
— Что, тебе
Я чувствую себя так, будто сейчас разобьюсь на части. Это все рассчитано, словно Тобиас заранее продумал всю последовательность. Репетировал слова перед зеркалом. Знал все наизусть и просто сыграл другую роль в постановке.
— Нет, — тихо отвечаю я. — Мне вовсе не жаль его.
— Тогда
Я начинаю бояться его. Не знаю, как разговаривать, когда он в таком непредсказуемом состоянии. Ярость кипит в нем, скрытая под поверхностью, точно так же, как моя жестокость. У нас обоих внутри идет война. Иногда помогает выжить. А иногда — грозит нас уничтожить.
— Ничего.
Раздается сигнал лифта. Он входит внутрь и нажимает кнопку. Двери разделяют нас. Я гляжу на шлифованный металл и пытаюсь обдумать события последних десяти минут.
«Пора прекратить это», — сказал он. «Это» — глупое положение, в которое он попал после допроса, когда признался, что ушел в Лихачество из-за отца. А теперь он публично побил Маркуса. Чтобы все лихачи были свидетелями.
Зачем? Ради своей гордости? Вряд ли. Он слишком хорошо все продумал.
Возвращаясь к кафетерию, я вижу, как мужчина-правдолюб ведет Маркуса в туалет. Он идет медленно, но не сутулясь, значит, Тобиас не нанес ему серьезных травм.
Я совсем забыла о том, что услышала в Товариществе. Об информации, ради которой мой отец рискнул своей жизнью.
Я слоняюсь у дверей туалета, и когда правдолюб выходит, то сразу же влетаю внутрь. Маркус сидит на полу у раковины, прижав ко рту скомканные бумажные полотенца. Глядит на меня без особой радости.
— Что, злорадствовать пришла? — спрашивает он. — Убирайся.
— Нет, — отвечаю я.
В самом деле, зачем я здесь?
— Ну и? — спрашивает он, выжидательно глядя на меня.
— Думаю, надо тебе напомнить, — говорю я. — Что бы ты там ни хотел получить обратно от Джанин, ты не сможешь сделать в одиночку или с помощью людей из Альтруизма.
— Я думал, мы уже закончили, — замечает он сквозь полотенца. — Мысль о том, что
— Не знаю, откуда у тебя заблуждение насчет моей бесполезности, но суть именно в этом, — делаю я резкий выпад. — Мне неинтересно снова все выслушивать. Я лишь хочу сказать, когда ты перестанешь заблуждаться и будешь в отчаянии, то знай, к кому идти.
В дверях я сталкиваюсь с правдолюбом, который несет пакет со льдом.
Глава 21
Я стою у раковины в женском туалете на этаже, где обосновались лихачи. На ладони у меня пистолет, который пару минут назад дала Линн. Очень удивилась, что я не обхватила сразу рукоять рукой, не сунула его куда-нибудь, в кобуру или за пояс. Я просто так и держала его на ладони и пришла в туалет. И запаниковала.
Я сгибаю вокруг рукоятки мизинец, безымянный, потом — остальные пальцы. Знакомое ощущение веса. Указательный палец ложится на спусковой крючок. Я выдыхаю.
Начинаю поднимать его, подводя левую руку к правой, чтобы не выронить. Крепко держу пистолет перед собой двумя руками, как учил меня Четыре, когда я не знала его другого имени. Такой же я использовала, чтобы защитить отца и брата от лихачей, находившихся во власти симуляции. Из такого же выстрелила в Эрика, не дав ему пустить пулю в голову Тобиасу. В нем нет собственного зла. Простой инструмент.
Уловив движение в зеркале, я гляжу на свое отражение, не успев удержаться.
Я издаю стон, похожий на вой раненого зверя. Роняю оружие на пол и обхватываю живот руками. Хочется поплакать, я знаю, что от этого станет легче, но я не могу себя заставить. Просто сижу на корточках в туалете, глядя на белые плитки. Я не могу. Не могу взять с собой пистолет.
Мне и идти-то не надо, но я все еще собираюсь.
— Трис?
Кто-то стучит в дверь. Я встаю, развожу руки. Дверь немного приоткрывается. Там Тобиас.
— Зик и Юрайя сказали, вы идете подслушивать переговоры Джека.
— Угу.
— И ты?
— Почему я должна говорить тебе? Ты же не говоришь мне о
Он хмурится.
— О чем ты?