Мятежная

Я могу думать только о пуле в спине Шоны. По крайней мере, у меня и Тори есть все шансы поправиться.

— Что интересного узнала на встрече Джека? — спрашивает.

— Немного. Как насчет того, чтобы созвать собрание лихачей?

— Могу посодействовать. В том, что ты делаешь татуировки у лихачей, есть большой плюс… ты знаешь почти всех.

— Точно, — соглашаюсь я. — А еще у тебя авторитет бывшего шпиона.

— Я уже и забыла, — фыркает Тори.

— А ты узнала что-нибудь ценное? Будучи шпионом.

— Мое задание касалось Джанин Мэтьюз, — произносит она. — Какой ее распорядок дня, и, что важнее, чем и где она занимается в течение суток.

— Уж точно не в кабинете сидит, так?

— Мне кажется, Избранная, я могу доверять тебе, — отвечает она, искоса глядя на меня. — У нее — личная лаборатория на верхнем этаже. Совершенно безумные системы охраны. Они выяснили, кто я такая, когда я попыталась туда проникнуть.

— Ты пыталась? — спрашиваю я. Она отводит взгляд. — Не для того, чтобы шпионить, как я полагаю.

— Я думала, что будет несколько… целесообразнее, если Джанин Мэтьюз больше не будет на этом свете.

На ее лице я вижу жажду, такую же, как в тот раз, когда она рассказала о своем брате, о кладовке тату-салона. До симуляции, поведшей лихачей в атаку, я бы назвала это желанием справедливости, местью, но сейчас знаю — передо мной самая настоящая кровожадность. Хотя это меня и пугает, я могу понять ее.

Что страшит меня еще больше.

— Я займусь подготовкой собрания, — предлагает Тори.

Лихачи собрались между рядами коек и матрасов и дверьми, ручки которых туго связаны простыней. Лучший замок, который способны изобрести лихачи. Я не сомневаюсь в том, что Джек Кан согласится выполнить требования Джанин. Мы здесь более не в безопасности.

— Каковы условия? — спрашивает Тори. Она сидит на стуле между койками, вытянув перед собой раненую ногу. Она спрашивает Тобиаса, но тот, похоже, не обращает внимания. Стоит, прислонившись к одной из коек, сложив руки на груди и глядя в пол.

Я прокашливаюсь.

— Условий три. Вернуть эрудитам Эрика. Сообщить имена всех тех, в кого не стрельнули иглой. Доставить дивергентов к эрудитам, — объявляю я.

Гляжу на Марлен. Она печально улыбается мне. Наверное, переживает за Шону, с которой еще возится врач-эрудит. С ней Линн, Гектор, их родители и Зик.

— Если Джек Кан заключает соглашения с эрудитами, мы не можем здесь оставаться, — говорит Тори. — Куда же нам идти?

Я думаю о пятне крови на рубашке Шоны. Тоскую по садам Товарищества, шелесту листьев на ветру, прикосновению коры к коже. Никогда не думала, что буду тосковать по тому месту. Даже не предполагала, что во мне такое есть.

На мгновение закрываю глаза. Открываю. Я здесь, в реальности, а Товарищество — в мечтах.

— Домой, — говорит Тобиас, наконец-то подняв голову. Все слушают его. — Нам надо вернуть себе свое. Мы сможем уничтожить камеры наблюдения в районе Лихачества, и эрудиты не смогут следить за нами. Нам надо домой.

Кто-то выражает согласие криком, другие присоединяются. У лихачей так все и решается. Воплями и кивками. В такие моменты мы выглядим не как отдельные люди, а как часть целого.

— Но прежде, — начинает Бад, который раньше работал с Тори в тату-салоне, а сейчас стоит позади, держась за спинку ее стула, — мы должны решить, что делать с Эриком. Позволить ему остаться здесь и вернуться к эрудитам или казнить его.

— Эрик — лихач, — говорит Лорен, крутя кольцо на пальце. — Значит, мы решаем его судьбу. А не правдолюбы.

И крики несутся отовсюду. Я тоже воплю, помимо своей воли.

— В соответствии с законами Лихачества, казнь могут исполнить лишь лидеры фракции. Все пять бывших лидеров оказались среди предателей, — объявляет Тори. — Поэтому пришло время выбрать новых. Законы гласят — лидеров должно быть больше одного, и число должно быть нечетным. Если у вас есть кандидатуры, крикните, и проведем голосование, если оно понадобится.

— Ты! — орет кто-то.

— О’кей, — соглашается Тори. — Еще?

Марлен складывает руки рупором.

— Трис! — кричит она.

Мое сердце сильно бьется. Но, к своему удивлению, никто не начинает возмущенно переговариваться или смеяться. Несколько человек кивают, точно так же, как когда произнесли имя Тори. Я оглядываю толпу и ищу взглядом Кристину. Она стоит, скрестив руки на груди, похоже, никак не реагируя на выдвижение моей кандидатуры.

Интересно, как я выгляжу в их глазах. Должно быть, они видят во мне нечто, неизвестное мне самой. Сильного и решительного человека, которым я не могу быть. Или могу.

Тори кивком подтверждает, что услышала Марлен, и начинает оглядывать толпу, ожидая услышать имена следующих кандидатур.

— Гаррисон, — произносит чей-то голос. Я не знаю, кто такой Гаррисон, пока кто-то не начинает хлопать по плечу мужчину средних лет со светлыми волосами, забранными в хвост и закинутыми на плечо. Он ухмыляется. Я узнаю его. Тот самый, который назвал меня «девочкой», когда Тори и Зик сбежали от эрудитов и пришли к нам.

Лихачи на мгновение умолкают.

— Я предлагаю Четыре, — объявляет Тори.