Мятежная

Помещение освещено лунным светом, так что сложно отличить растения от рукотворных объектов. Я иду по краю, по лицу скользят листья. Вижу Джоанну, сидящую за кустом с чашей в руке. Она собирает малину. Волосы убраны назад, и шрам отчетливо виден.

— Не думала, что еще раз увижусь с вами, мисс Прайор.

— Это потому, что я должна была умереть? — спрашиваю я.

— Полагаю, всякий, живущий с оружием в руках, от него же и погибает. Но, к счастью, я часто ошибаюсь, — она ставит чашу на колени и смотрит на меня снизу вверх. — Хотя я и не думаю, что ты вернулась сюда по своему желанию.

— У нас есть повод, — отвечаю я.

— Хорошо, — она встает. — Тогда давайте поговорим о деле.

Она выносит чашу с ягодами в середину теплицы, где проводятся собрания Товарищества. Мы идем следом за ней по корням деревьев. Она предлагает мне малины. Я беру небольшую горсть и передаю Кристине.

— Джоанна, это Кристина, — представляет ее Маркус. — Родилась в Правдолюбии, перешла в Лихачество.

— Добро пожаловать в Товарищество, Кристина, — Джоанна понимающе улыбается. Странно, что два человека, родившиеся и выросшие в Правдолюбии, могут оказаться в столь непохожих фракциях — Товариществе и Лихачестве.

— Скажи мне, Маркус, зачем вы посетили меня? — интересуется Джоанна.

— Думаю, с разъяснением справится Беатрис, — отвечает он. — Я лишь привез их.

Она переводит взгляд на меня, ничего не спрашивая, но я понимаю — она предпочла бы послушать Маркуса. Если я спрошу, она не признается, но я почти уверена — Джоанна Рейес ненавидит меня.

— Э… — мямлю я. Не самое лучшее начало. Вытираю ладони о платье. — Все стало совсем плохо.

И слова начинают литься из меня рекой, без особого изящества и заумностей. Я рассказываю, как лихачи объединились с бесфракционниками и собираются уничтожить Эрудицию, оставив нас без одной из двух важнейших фракций. Говорю, что в штаб-квартире Эрудиции хранится чрезвычайно важная информация, которую надо обязательно сохранить. Закончив, я осознаю, что даже не упомянула о том, какое отношение все это имеет к Джоанне и ее фракции. Теперь я в замешательстве.

— Беатрис, — произносит она. — Чего именно вы добиваетесь?

— Я пришла сюда не для того, чтобы просить о помощи. Я считала, вам следует знать, что большому количеству людей грозит гибель, и очень скоро. Я понимаю, вы вряд ли захотите оставаться здесь и бездействовать, даже если так поступит большинство членов фракции.

Она опускает взгляд, кривя рот. Я оказалась права.

— Я также хочу попросить у вас разрешения переговорить с находящимися у вас эрудитами, — продолжаю я. — Они прячутся, но мне надо с ними встретиться.

— И что вы станете делать потом?

— Застрелим их, — я закатываю глаза.

— Не смешно.

— Извините, — со вздохом отвечаю я. — Мне нужна информация. Вот и все.

— Ну, тогда вам придется подождать до утра, — предлагает Джоанна. — Поспать можете здесь.

Я отключаюсь моментально — как только падаю в постель, но просыпаюсь раньше, чем планировала. Судя по свету над горизонтом, солнце вот-вот взойдет.

На кровати, отделенной от моей узким проходом, лежит Кристина, прижавшись лицом к матрасу и накрыв голову подушкой. Посередине стоит небольшой шкаф с лампой. Деревянные доски скрипят под ногами, как по ним ни крадись. На стене слева зеркало, совершенно обычное. Все, кроме альтруистов, воспринимают этот предмет как данность. А я до сих пор чувствую легкий шок всякий раз, видя незакрытое зеркало.

Я одеваюсь, не стараясь сохранять тишину. Полтысячи лихачей не разбудят Кристину своим топотом, если она спит крепко, но она может проснуться и от тихого шепота эрудита. Такая вот странность.

Я выхожу на улицу, когда лучи начинают проникать сквозь кроны деревьев. У сада стоит небольшая группа членов Товарищества. Я направляюсь к ним — посмотреть, что они делают.

Они стоят, собравшись в круг и сцепив руки. Половина из них подростки, остальные — взрослые. Самая необычная из них — женщина с заплетенными в косу седыми волосами — что-то вещает.

— Веруем в Бога, дарующего мир и наслаждающегося им, — говорит она. — Потому даруем мы мир друг другу и наслаждаемся им.

Я никогда не слышала такой молитвы, но, видимо, она нормальна для Товарищества. Участники начинают одновременно двигаться, каждый сходится с человеком, стоящим напротив, и берет его за руки. Когда люди, наконец, разбиваются на пары, они несколько секунд стоят молча. Кто-то тихо разговаривает, другие улыбаются, а некоторые даже не шевелятся. Потом они расходятся и сходятся, повторяя эти слова снова и снова.

Я никогда не видела религиозных ритуалов Товарищества. Знаю лишь, как принято молиться в Альтруизме, фракции моих родителей. Часть меня приветствует традиции, другая — отвергает, считая глупостью. У нас было проще — молитва перед ужином, перед еженедельным общим собранием и перед совершением дел, еще стихи о самоотверженном Боге. Тут все иначе и загадочнее.

— Иди, присоединяйся к нам, — ласково говорит седовласая женщина. У меня уходит пара секунд, чтобы понять, что она обращается ко мне. Она зовет меня, улыбаясь.

— О, нет. Я просто…