Мятежное православие

Заговорщики торжествовали свою победу над противниками при дворе, но, как выяснилось, рано. Народ больше не хотел молчать. И до переворота московское население, жители многих других городов и уездов страны были возмущены «неправдами, и обидами, и налогами» от неправедного начальства. Неудачные попытки добиться справедливости у верховной власти, расправы над лицами, подававшими «в верх» коллективные жалобы, приближали взрыв народного гнева. Дворцовый переворот в Кремле стал последней каплей, переполнившей чашу народного терпения. В первых рядах восставших выступили солдаты и стрельцы Московского гарнизона{83}.

Уже 27 апреля рядовые стрельцы отдельных полков кричали, что они «без ума целуют [крест] меньшему брату мимо большего» и «сказывали на бояр измену». «Простые же люди, слушая это, понимали, что правду говорят, пристали к стрельцам[5]. И разошлись по всему народу речи такие: что бояре всем обиды творят и насилие великое, суд и расправу всем христианам чинят неправедно ради своей выгоды, не щадя сирых и бедных, разоряют их и из домов изгоняют, нападают всякими неправдами, себя обогащают и домам своим прибыль чинят, а народ губят! Поэтому служилые люди – стрельцы и солдаты – между собой совет сотворили, всеми полками в единомыслии стали, говоря… на бояр поднимемся, потому что бояре что хотят, то и творят… и того ради от бояр терпеть невозможно…»

Автор приведенных строк – сотрудник патриаршего летописного центра и приближенный главного заговорщика Иоакима, его политический противник Сильвестр Медведев, датский резидент в Москве Бутенант фон Розенбуш и множество других современников и очевидцев событий единодушны в рассказе о причинах взрыва народного гнева. Переворот 27 апреля лишил угнетенных надежды добиться «правды» у царя. Малолетний царевич был посажен на престол, по словам восставших, именно для того, чтобы «верхи» могли бесконтрольно продолжать издевательство над народом. Именно поэтому они обманом отстранили от престола совершеннолетнего Ивана. Теперь, говорили в народе, «не имея над собой по причине малолетства царя достаточного правителя и от неправды воздержателя, как волки будут нас, бедных овец, по своей воле в свое насыщение и утешение пожирать! И потому [восставшие], лучше избрав смерть, чем бедственную жизнь, по своему общему совету, начало своего с боярами поступка положили». Москва готовилась к решительному выступлению против правителей. Те же, казалось, были ослеплены борьбой за власть, реагируя только на отдельные вспышки недовольства и не замечая приближающейся бури.

Для наивных было объявлено, что никакого переворота в Кремле не было, что царь Федор самолично завещал царство… не единоутробному ему Ивану, а сводному брату Петру. Неубедительность этой версии бросалась в глаза, и чтобы притушить гнев народа, придворные дельцы выдвинули другую – что Петр якобы был избран всеми чинами Российского государства на Земском соборе, да еще «всенародно и единогласно»! Так и было записано в грамоте, составленной в канцелярии патриарха Иоакима и от его имени, с которой специальные чиновники поехали по стране приводить население к присяге новому государю. Чтобы подкупить стрельцов и солдат, им были сделаны уступки: наиболее свирепым полковникам пришлось выйти в отставку и даже сесть на несколько дней в тюрьму.

Однако на этот раз обмануть народ не удалось. Поклявшиеся «стоять всем за одного», служивые уже начали хватать в своих полках приспешников и «ушников» начальства – и метать их наземь с высоких сигнальных каланчей. Этот традиционный метод оказался эффективным – главные планы восставших, вырабатывавшиеся, по казачьему обычаю, на общих собраниях – «в кругах», – не доходили до ушей двора. Не воспрепятствовали развитию восстания и экстренные меры патриарха Иоакима, направившего в места волнений митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов и игуменов, которые должны были уговаривать народ смириться. Доверие к церковным властям, запятнавшим себя участием в дворцовых интригах, было сильно подорвано.