Мятежные ангелы. Что в костях заложено. Лира Орфея

Когда речи закончились и настало время уходить – я, как священник, знаю, что уйти нужно до того, как все заметно напьются и заведут семейные ссоры или ввяжутся в кулачные драки, – я пошел прощаться с Марией.

– Надеюсь, мы снова увидимся в следующем семестре, – сказал я, поскольку ничего более оригинального мне в голову не пришло.

– Я пока не знаю. Я, может быть, возьму академический отпуск на год, чтобы привыкнуть к замужеству. Но я вернусь. Клем правильно сказал: это мой дом, а вы – моя семья. Спасибо вам, милый Симон, за то, что обвенчали меня с Артуром, и за весь прошедший год. Я очень многому научилась у вас и у Клема.

– Рад слышать.

Но тут моя Мария скорчила дразнящую, проказливую гримаску, какой я никогда у нее не видел.

– Но я все-таки думаю, что самому важному меня научил Парлабейн.

– Чему вы могли научиться у этого разбойника?

– «Не будь другим, если можешь быть собой».

– Но вы этому научились у Парацельса!

– Я это прочитала у Парацельса. Но научилась я этому у Парлабейна. Понимаете, Симон, он тоже был мятежным ангелом.

Холлиер вышел вместе со мной – такой убитый, что я боялся оставлять его одного.

– Вам лучше пойти домой и отдохнуть, – сказал я.

– Я не хочу домой.

Это я мог понять. Общество матушки Холлиера не лучший вариант для человека, чья любимая только что вышла замуж за другого. Пора мне высказаться:

– Слушайте, Клем. Ни мне, ни вам нет смысла утопать в жалости к себе. Мы обладали Марией в той мере, в какой могли, и сами отдали ей все, что позволяли нам природа и обстоятельства. Не будем тешить себя горько-сладкими радостями отречения. Никаких там «То, что я делаю сегодня, неизмеримо лучше…»[129]. Мы должны быть собой и понимать, что мы такое: мы – мятежные ангелы. Во всяком случае, мы можем надеяться, что мы – именно они, а не просто два глуповатых немолодых профессора, хнычущих о несбыточном.

– Но какой же я дурак! Почему раньше не догадался!

– Клем, не гневите фортуну. Вы думаете, что потеряли Марию. А я скажу, что вы от нее удачно освободились. Помните, что пхури дай нагадала вам на Рождество? Последней картой было вечно вращающееся колесо Фортуны. И вот это колесо повернулось в вашу пользу. Скажете, нет? Папка Грифиуса будет ваша, как только вы с Марией снова начнете работать вместе. Это и есть ваша судьба – в вашем-то возрасте и с вашим характером. Вы не герой-любовник: вы слишком сильный маг, чтобы быть любовником. А теперь слушайте меня: идите к себе в комнаты, поспите после обеда и приходите ужинать в Плоурайт ровно к шести часам. У нас сегодня гостевой вечер.

– Нет, нет, я буду лишним у вас за столом.

– Нисколько; один гость отказался в последний момент, так что судьба явно освободила его место для вас. Коктейли начинаются в шесть. Смотрите не опаздывайте – декан этого не любит.

3

Этот гостевой вечер был особенно оживленным, потому что оказался последним в сезоне: за ним должен был последовать большой перерыв на лето. Кроме того, праздники в этом году сложились так, что это был первый гостевой вечер после Пасхи. Когда закончилась первая часть вечера, студенты разбежались по своим делам, а мы спустились на первый этаж в зал профессуры, оказалось, что все завсегдатаи на месте и, кроме них, присутствуют еще два гостя: Джордж Нортмор, судья Верховного суда провинции, и Бенджамин Джубили из библиотеки университета.

Я подумал: скоро ли за столом заговорят об убийстве Эркхарта Маквариша, и кто будет первым? Я мысленно побился об заклад сам с собой, что это окажется Роберта Бернс, и выиграл. Я снова, ради «Нового Обри», дам отчет о том, «как они болтали во хмелю».

– Бедный Эрки. Помните, он ужинал с нами прошлой осенью? Как он гордился своей косточкой пениса, бедняга. Хотел меня шокировать, но не на такую напал: он просто не знал, что интеллигентная женщина средних лет – крепкий орешек…

– Он был оксфордец старой закалки, – объяснила Пенни Рейвен. – Он думал, что женщины – очаровательные создания, в чьих плотских печурках можно раздуть жаркий огонь очаровательно непристойной академической болтовней. Ну что ж, одним меньше, но в университете еще осталось немало таких, кому прямая дорога – вслед за ним.

– Пенни, это на вас совсем не похоже! – воскликнул Ламотт.

– Ну что вы, Пенни, – вмешался Делони, – бедный Эрки умер. Давайте будем великодушны к побежденным.

– Да, – подхватил Хитциг, – мы не гиены и не биографы, нам не обязательно мочиться на мертвых.

– Ну ладно. De mortuis nil nisi hokum[130], – сказала нераскаянная Пенни.

– Я сам из Оксфорда и не меньше времени провел там, чем Маквариш, – сказал декан. – Но я никогда не думал о женщинах плохо.

– Да, господин декан, но вы ведь из Баллиола. Красавцы и джентльмены. А Эрки был из колледжа Магдалины – совсем другая корзина с яйцами… точнее, без яиц.

Декан расплылся в ухмылке, – видимо, память о давнем соперничестве еще тлела у него в душе.

– Интересно, что стало с его эротической коллекцией? – спросила Роберта Бернс. – У него возле двери стояла порнографическая колодка для обуви, она меня всегда интересовала.