– Порнографическая ко… – Ламотт любил изображать невинность в разговорах с женщинами.
– Да, представьте себе. Голая женщина из латуни, лежащая на спине, с разведенными ногами. Чтобы снять галошу, нужно было наступить одной ногой на лицо, а другую втиснуть в промежность. Довольно удобная штука, но оскорбляла мое чувствительное достоинство как женщины.
– Совершенно не понимаю, зачем людям такие гадкие игрушки, – сказал Ламотт. – За много лет наблюдений я уяснил себе, что имущество человека – гораздо более верный ключ к его характеру, чем все слова и поступки. Если понимаешь язык вещей.
– В ваших шкафах мы найдем только старинный фарфор, – сказал Делони. – Но, судя по тому, что я слышал, Рене, это отнюдь не гарантия высочайшего вкуса.
– Что такое, что такое? Ну-ка, расскажите, – заинтересовалась Роберта.
Ламотт покраснел.
– Ходят слухи, что у Рене прекрасная коллекция бурдалу.
– Пардон?
– Это фарфоровые «утки» – их подсовывали себе под юбки элегантные дамы в восемнадцатом веке во время долгих путешествий в неотапливаемых экипажах.
– Нет, нет, – сказал Ламотт. – Они получили свое название в честь аббата Бурдалу, который произносил необыкновенно длинные проповеди, в высшей степени испытывающие людскую выдержку. Но кто это про меня такое?..
– Ага, интересно? А они правда разрисованы неприличными картинками?
– Если принять во внимание, что я пью минеральную воду, а вы – портвейн, вы это не скоро из меня вытянете.
– Слишком утонченные умы легко соскальзывают в непристойность. Будьте осторожны, Рене: мы за вами неотступно следим.
Теперь ухмыльнулся Ламотт.
– Что я слышу! Вы обсуждаете ужасное потрясение всего университета – убийство Маквариша? – завопил Дердл с того конца стола, хотя этикет строго-настрого запрещал подобное.
– А, убийство с розовой ленточкой! – воскликнул судья Нортмор. – Я прочитал все статьи во всех трех газетах, но они были чрезвычайно неясны и противоречивы. Единственное, в чем я полностью уверен, – в том, что профессор университета был убит при обстоятельствах, до некоторой степени будоражащих воображение. Жаль, что дело не дошло до суда, – тогда, быть может, нам удалось бы заглянуть в самые глубины…
Роберта Бернс фыркнула. Декан поднял брови.
– Чтобы раскопать всю правду о десяти футах розовой ленты в заднем проходе убитого. Зачем и кому понадобилось ее туда засовывать?
– В одном из признаний упоминалось о неких «церемониях».
– Да, да, мистер Ладлоу, но что это были за церемонии?
– Полное объяснение этого факта было дано только в письме, адресованном полиции. Я имел случай с ним ознакомиться, – сказал Ладлоу. – Что-то очень сложное, с участием королевы Анны.
– Неужели мы не можем переменить тему? – взмолился декан.
– Ладлоу, потом расскажете, – прошипел судья.
Но беспомощная мольба декана не могла остановить поток.
Делони допрашивал Ладлоу:
– Что стало с телом?
– С телом Маквариша? Надо полагать, полиция выяснила все, что нужно, и отдала его родственникам.
– А я и не знал, что у него были родственники.
Тут я мог вмешаться в силу своей осведомленности:
– Не было. Поэтому университет взял все на себя и похоронил его без шума. В крематорий пришли только один-два человека из администрации ректора.
– Не очень-то пышная «церемония». Но еще, надо полагать, и священник? Кто это был? Не вы, Симон?
– Нет, не я. Однако я отпевал убийцу, если вас это интересует. Я знал его с очень давних времен.
– А я думаю, что он, в смысле – убийца, заслуживает награды, – сказала Эльза Чермак.
– Эльза! А мы и не знали, что у вас зуб на Эрки!
– Нет, я имею в виду – за то, что он прикончил себя сам, не вводя государство в немаленькие судебные расходы. Он, наверное, был незаурядным человеком.
– Это точно, – сказал Холлиер.
– Он ведь покончил с собой? – спросил любопытный Делони. – Я слыхал, что он выпил целую канистру репеллента для собак.
Странно было видеть, как Холлиер защищает Парлабейна:
– Ничего подобного, могу вас уверить. Он был исключительным человеком, его способности внушали страх, а чувство стиля было идеальным – он никогда не опустился бы до смерти от собачьего репеллента.
– А ведь от него осталась книга! Великая книга. Она действительно так хороша? – спросил Дердл.
– Когда ее опубликуют? – спросил Аронсон. – Холлиер, ведь это вы ею занимаетесь?
– Этим занимались другие, пока я болел, – ответил Холлиер. – Насколько я понимаю, сбор предложений от издателей пока не закончен. Люди, даже не видевшие книгу, желают купить права на экранизацию.
– Важнее всего то, что рукопись следует поместить в университетскую библиотеку, – сказал Джубили, профессиональный архивист. – Она родилась в этом университете, она была причиной инцидента, который, сколь он ни ужасен, навсегда останется в анналах университета. Поэтому рукопись нужно поместить туда, где ей следует находиться по праву.
– Он оставил ее библиотеке своего старого колледжа, – сказал Холлиер. – Святого Иоанна и Святого Духа. Для вас – «Душка».