– Прошу прощения. Симон, продолжай. Ты знаешь, откуда взялись эти лишние деньги?
– Нет, но это далеко не самое важное из всего, чего я не знаю. Я просто не знаю, кем он был.
– Но как ты можешь не знать? То есть я хочу сказать, есть же факты, которые можно проверить.
– Да, есть, но они не укладываются в портрет человека, которого мы знали.
– Я его совсем не знала. Даже не видела никогда, – вставила Мария.
– Я его тоже не знал по-настоящему, – сказал Артур. – Видел его несколько раз еще в детстве, на больших семейных сборищах. Он редко на них появлялся и, кажется, не ладил с родней. Он каждый раз давал мне деньги. Не десять долларов, как обычно дядюшки племянникам на карманные расходы: он тайком совал мне конверт, в котором могла оказаться сотня. Целое состояние для школьника, которого воспитывали в духе уважения к деньгам и бережливости. И еще одно мне запомнилось: он никогда не здоровался за руку.
– Я знал его намного лучше, чем вы двое, и он даже со мной никогда не здоровался за руку, – сказал Даркур. – Мы подружились на почве общих интересов – к музыке, рукописям, каллиграфии и все такое. И конечно, я был одним из исполнителей по завещанию. Но никаких рукопожатий! Фрэнк однажды сказал мне, что терпеть не может здороваться за руку. Что стоит ему коснуться чужой руки, и к его руке прилипает запах смерти. Если собеседник совершенно не понимал сигналов и Фрэнку не удавалось отвертеться от рукопожатия, он сразу бежал в ванную и мыл руки. Невроз навязчивых действий.
– Странно, – сказал Артур. – С виду он не выглядел особенно чистоплотным.
– Он редко мылся. У него было три квартиры, с шестью ванными комнатами в общей сложности. Когда мы начали разбирать его вещи, оказалось, что все ванны заполнены горами картин, набросков, книг, рукописей и тому подобным. Я даже не поручусь, что краны в них все еще работали после стольких лет полного бездействия. Но Фрэнк оставил себе один санузел в прихожей, размером со стенной шкаф, и там бесконечно мыл руки. Ладони у него всегда были белоснежные, хотя в остальном от него попахивало.
– Ты собираешься вставить это в книгу?
– Конечно. Он не вонял. От него пахло, как от старинной книги в кожаном переплете.
– Звучит очень мило, – заметила Мария. – Жулик с ароматом старинной книги. Человек эпохи Возрождения, но без пьянства и дуэлей на мечах.
– Определенно без пьянства, – подтвердил Даркур. – Он вообще не пил – во всяком случае, дома. Но никогда не отказывался пропустить стаканчик или даже несколько, если платил кто-нибудь другой. Он был ужасным скрягой.
– Все лучше и лучше, – сказала Мария. – Жуликоватый скупердяй, пропахший книгами. Симон, я уверена, что у тебя получится отличная биография.
– Помолчи, Мария; я знаю, что ты романтик и тебе симпатичны жулики, но надо себя контролировать. Это все ее цыганская кровь, – объяснил Артур Даркуру.
– Пожалуйста, помолчите оба и дайте мне наконец рассказать! – воскликнул Даркур. – Я не намерен писать авантюрный роман; я собираюсь выполнить твою просьбу почти двухлетней давности, а именно создать солидный труд на научной основе, желательно не смертельно скучный: биографию покойного Фрэнсиса Корниша. Это должно стать первым проектом только что созданного Фонда Корниша по содействию искусствам и гуманитарным наукам, у которого на данный момент ровно два директора: ты и я. И пожалуйста, Артур, не говори, что ты мне заказал эту книгу. Ты не заплатил мне ни единого цента, и у тебя нет ни клочка бумаги, который сошел бы за контракт. Это был вопрос дружбы, а не денег. Ты решил, что хорошая книга про дядю Фрэнка станет неплохим началом деятельности замечательного фонда, созданного для развития всяческих прекрасных вещей, которые, по твоему мнению, любил дядя Фрэнк. Типично канадская история – всё в высшей степени хорошо и мило. Но я не могу найти для этой книги нужных фактов, а те, что я нахожу, сделают книгу скандальной. Опасения Артура совершенно справедливы.
– Эти факты замарают наш фонд и имя Корнишей, – вставил Артур.
– Не знаю насчет имени Корнишей, но если фонд готов раздавать деньги, то, скорее всего, ученые и художники не будут сильно привередничать, – заметил Даркур. – Ученые и художники обычно не испытывают угрызений совести по поводу денег. Они не побрезгуют даже доходами от детской проституции. Вам, двум невинным голубкам, еще предстоит это выяснить.
– Симон, похоже, ты не разбавил виски, – сказала Мария. – Ты начинаешь нас запугивать. Это хорошо.
– Да, почти не разбавлял, и я хочу еще стакан такого же, и еще я хочу, чтобы вы меня больше не перебивали и дали наконец рассказать, что я знаю и чего не знаю!
– Один крепкий виски для профессора-преподобного! – возгласил Артур и пошел наливать. – Симон, давай дальше. Что у тебя на самом деле есть?
– Ну, можно начать с некролога, опубликованного в лондонской «Таймс» в понедельник, следующий за кончиной Фрэнсиса. Там неплохо изложено мнение всего света о вашем покойном родственнике, и источник чрезвычайно авторитетный.
– В самом деле? – спросила Мария.