Мятежные ангелы. Что в костях заложено. Лира Орфея

– Мы поторопились. В смысле – заказать ему книгу. Надо было сперва посмотреть, что он раскопает.

– То, что он раскопал, не обязательно так ужасно, как ты думаешь. Верно, Симон?

– Понятия не имею. Решать будут специалисты, и это может занять много лет. У меня пока ничего нет, кроме подозрений. Я уже жалею, что о них упомянул.

– Но ты подозреваешь, что дядя Фрэнк подделал рисунки старых мастеров – часть тех, которые он оставил Национальной галерее. Это уже само по себе ужасно.

– Да, это может оказаться неуместно.

– Неуместно! Мне бы твое хладнокровие. Наша семья занимает высокое положение в канадских финансовых кругах, и вдруг одного из нас подозревают в подделке картин!

– Артур, у тебя какая-то паранойя с этим бизнесом.

– Да, Мария, у меня паранойя, и вполне обоснованная. Нет отрасли более мнительной, капризной, пугливой и просто безумной, чем финансы. Если окажется, что один Корниш был жуликом, финансовый мир решит, что никому из Корнишей доверять нельзя. В газетах появятся карикатуры на меня: «Купите ли вы у этого человека старинную гравюру?» – и все такое.

– Но дядя Фрэнк никогда не был связан с семейным бизнесом.

– Не важно. Он – Корниш.

– Лучший из Корнишей.

– Может быть. Но если он окажется жуликом, пострадает вся его родня, работающая в банковской сфере. Простите меня, но книги не будет.

– Артур, ты ведешь себя как тиран.

– Хорошо, я веду себя как тиран.

– Потому что ты трусишь.

– У меня на это есть все основания. Ты что, не слушала? Не слышала, что говорил Симон?

– Боюсь, я не очень ловко преподнес всю эту историю, – сказал Симон Даркур. У него был очень несчастный вид; лицо побелело, почти сравнявшись цветом с пасторским воротничком. – Напрасно я начал со своих подозрений – потому что это именно подозрения, больше ничего. Пожалуйста, послушайте, что меня беспокоит на самом деле. Беда не в том, что ваш дядя Фрэнк чересчур ловко обращался с карандашом. Беда со всей книгой. Я дисциплинированный работник. Я не тяну время, ожидая прилива вдохновения и всякой такой чепухи. Я сажусь за стол, включаюсь в работу и преобразую свои многочисленные записи в прозу. Но эта книга изворачивалась и вырывалась у меня из рук, как прутик лозоходца. Может быть, дух Фрэнсиса Корниша не хочет, чтобы писали его биографию? Корниш был скрытен, как никто. Он почти ничего о себе не рассказывал – никому, за исключением двух-трех человек, последним из которых был Эйлвин Росс. Вы, конечно, знаете, что Фрэнсиса и Росса считали любовниками?

– Боже мой! – воскликнул Артур Корниш. – Сначала ты подозреваешь, что он подделывал картины, а теперь выясняется, что он голубой. Чем еще порадуешь?

– Артур, не говори глупостей и не груби, – заметила Мария. – Ты же знаешь, что теперь в этом не видят ничего такого.

– Только не в банковских кругах!

– Милые мои, – сказал Даркур, – не ссорьтесь, и, если мне позволено будет так выразиться, не ссорьтесь по-глупому из-за пустяков. Я работаю над этой биографией уже полтора года, но никуда не продвинулся. Артур, ты меня не напугаешь обещаниями придушить эту книгу. Я уже сам подумывал ее придушить. Говорю вам, я застрял. Мне элементарно не хватает фактов.

Артуру Корнишу не было чуждо ничто человеческое, в том числе инстинктивное стремление заставлять людей делать то, чего они делать не хотят. Поэтому он сказал:

– Симон, это на тебя совсем не похоже. Ты не из тех, кто легко сдается.

– Да-да, Симон, пожалуйста, не думай об этом, – подхватила Мария. – Выбросить на свалку полтора года работы? Ты просто расстроен. Выпей, а мы тебя развеселим.

Артур уже сходил за напитками для всех троих. Он поставил перед Даркуром стакан шотландского виски, с капелькой содовой для порядка, а сам сел на диван рядом с женой.

– Валяй, – сказал он.

Даркур сделал большой, ободряющий глоток.

– Вы поженились примерно через полгода после смерти Фрэнсиса Корниша. Когда наследственные дела наконец были улажены, оказалось, что сумма наследства гораздо больше, чем все ожидали…

– Ну да, – сказал Артур. – Мы думали, у него только доля от наследства деда и то, что оставил отец, – это могли быть солидные деньги. Он никогда не интересовался семейным бизнесом; родня считала его чудаком – человеком, который возню с пыльными картинками предпочитает банковскому делу. Я единственный из всей семьи хотя бы примерно понимал, что им движет. Банковское дело не сахар, если у тебя нет к нему склонности. К счастью, у меня она есть, поэтому я теперь председатель совета директоров. Состояния дяди Фрэнсиса хватало на безбедную жизнь: у него было несколько миллионов долларов. Но стоило ему умереть, как солидные деньги начали обнаруживаться в самых неожиданных местах. Например, три очень большие суммы на анонимных счетах в швейцарских банках. Откуда они? Мы знаем, что антикварные салоны и частные коллекции хорошо платили ему за установление подлинности работ старых мастеров. Но даже большие гонорары, сложенные вместе, не потянут на несколько лишних миллионов. Чем же он занимался?

– Артур, замолчи наконец, – сказала Мария. – Ты обещал не мешать Симону.