Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

Малфой молча запирает за ними дверь — без помощи палочки; загораживает собой единственный выход.

— Нет, — говорит он и останавливается на этом.

Дальше — только заклинания.

Одно за другим, снова и снова, снова и снова.

Он применяет против неё целый арсенал небольших хитрых проклятий, которые она никогда раньше не видела, и ей приходится поспешно адаптироваться; её сердце шумно бьётся в груди, и без того невозможная ситуация превращается в совершенно безумную.

Кабинет освещается вспышками их заклинаний, синими, фиолетовыми, красными — некоторые врезаются в стены и разбивают окна.

Она едва может поверить, что это действительно происходит. Едва может поверить, что ему хватило смелости.

Ублюдок.

— Ублюдок! — громко кричит она, ударяя его довольно мощным Ступефай точно в грудь. Он охает и отступает назад, но быстро оправляется, отвечая ей Риктусемпрой, настолько невыносимой, что она сгибается пополам.

Мало-помалу расстояние между ними сокращается, заклинания становятся ярче и громче, когда они сближаются. Они выкрикивают ругательства и используют худшие заклинания из всех, что знают — все, кроме смертельно опасных — и когда она слышит слово “Грязнокровка”, то, блять, окончательно выходит из себя.

— Экспеллиармус! — кричит она.

Их разделяет всего пара футов. И когда его палочка отлетает в сторону, она отбрасывает свою и бросается к нему, чтобы с силой толкнуть его в грудь.

О, нет…она осознаёт это слишком поздно.

Потому что она только что перешла к рукоприкладству, и она не знает, как он—

Малфой толкает её в ответ, и ладони, что упираются в её плечи, в кои-то веки тёплые. Она отступает, ошарашенная, но затем снова бросается к нему, полная ярости, толкается и царапается, заставляя его защищаться от своего небольшого акта насилия.

— Чувствуешь себя лучше, Грейнджер? — интересуется он, цепляя её за запястья.

Она позволяет себе короткий недовольный вскрик и вырывает руку, не успевает остановить себя, прежде чем её ладонь жёстко соприкасается с гладкой поверхностью его лица.

Звук пощёчины эхом отражается от стен.

Она охает. Подаётся назад.

И Малфой смотрит на неё, кажется, самым мрачным взглядом из всех, что она видела. Тихо шипит сквозь зубы. Её сердце пропускает удар.

В следующее мгновение он быстро бросается к ней, и она отступает назад, и он с силой сжимает её руки, и затем он толкает её с такой силой, что она врезается в старое скрипучее бюро. Ударяется об одну из полок.

Её бёдра болезненно пульсируют.

Он снова цепляется за неё, подаётся ближе и ещё раз ударяет её о дерево — и ещё раз.

— Ты этого, блять, хочешь, Грейнджер? Да? — в третий раз. — этого?

Она паникует — ждёт, когда он по-настоящему ударит её. Сделает ей больно. Действительно больно. Её ногти впиваются в его руку.

— Скажи, что ненавидишь меня, — рычит он, его лицо в нескольких дюймах от её лица; он отрывает от себя её руки, с силой сжимает её запястья. Он грубо встряхивает её. — А? Скажи мне. Скажи мне, блять.

— Я ненавижу тебя! — выкрикивает она; в её глазах стоят слёзы, злость закипает в её груди. Она — она в ярости, она разъярена — она…она растеряна — она чувствует столько всего, столько, блять, всего одновременно.

— Снова! — требует он, ещё раз встряхивая её, обжигая дыханием её лицо. — скажи это снова!

— Я ненавижу тебя!

— Да?

— Да!

— Скажи мне!

— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — кричит она. Дёргается, ударяет его в тяжело вздымающуюся грудь. — я ненавижу тебя за то, что ты сделал! Я ненавижу тебя за то, что ты вот так использовал меня! Использовал Рона! Я ненавижу тебя за то, что ты заставил меня думать, что я могу доверять тебе! Я ненавижу тебя!

— Отлично! — рычит он; а затем, когда эхо их криков рассеивается, кабинет погружается в невыносимо напряжённую тишину.

Она смотрит, испуганная, разъярённая и растерянная, ему в глаза; он не ослабляет болезненную хватку на её запястьях. Он тяжёло дышит прямо ей в лицо, его лоб блестит от пота. Она чувствует эту мяту…

Его губы накрывают её так, словно пытаются с ними срастись. Он с силой прижимается к ней, они сталкиваются зубами, носами, лбами. Она коротко охает, невольно открывая рот, и его язык проскальзывает внутрь.

И требуется около трёх секунд, чтобы все сигналы тревоги внутри неё затихли — чтобы она подалась ближе, так же яростно отвечая на поцелуй.

Он отпускает её руки с низким стоном, и она тут же путается пальцами в его волосах. Его собственные руки скользят по её телу, одна опускается ниже, чтобы уцепиться за её бедро — обвести её ногу вокруг его талии, так, как ему, кажется, это нравится — другая обхватывает её горло, и тот слабый голос в её голове, что напоминал ей о том, что она совершенно точно не должна этим, блять, заниматься, растворяется. Просто исчезает.

Она издаёт тихий отчаянный звук, отстраняется, только чтобы вдохнуть — но отсутствие его губ ощущается слишком болезненно, и это заставляет её нырнуть обратно, прежде чем она успевает набрать полные лёгкие воздуха. Он целует её жадно — пожирает её рот, пока её губы не припухают и, может быть, не начинают кровоточить, а её глаза не затуманивает похоть.