Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

— Гермиона, — он встряхивает её за плечи. — ты выиграла. Я знаю, что это было тяжело, но — ты это сделала. Ты выиграла.

Тогда почему я этого не чувствую?

Она просто кивает в третий раз. Растягивает губы в фальшивой улыбке.

Малфою не позволяют уйти вместе с ними. В Министерстве говорят, что его должны сначала “официально освободить”, и у Гарри уходит достаточно много времени и сил на то, чтобы заставить Гермиону двигаться.

Часть её не верит, что они действительно отпустят его.

Когда они добираются до Большого Зала, Гарри настаивает на том, чтобы она пошла с ним в Гриффиндор и отдохнула. Но он ещё не успевает договорить, а она уже направляется в подземелья — оставляет его, напоследок сжав его плечо.

Её ноги сами ведут её к ложной стене, её привычный стук эхом отзывается в коридоре. Они уже все его знают.

Но на этот раз всё по-другому.

На этот раз, когда Блейз выходит к ней, она не чувствует его безразличие. Не видит его насмешливую улыбку. Не чувствует себя незваной гостьей, когда заходит в гостиную Слизерин.

Теперь она узнаёт большинство из студентов, рассредоточенных по комнате. Тех, имён которых она раньше даже близко не знала. Возможно, потому что она защищала больше половины из них.

И на этот раз, устраиваясь в углу своего любимого кожаного дивана и понимая, что они смотрят на неё, она не чувствует себя под дулом пистолета. Когда она садится, её взгляд натыкается на Адриана Пьюси. И сначала это кажется ей игрой света.

Но нет. Она видела, как он кивнул. Он ей кивнул.

Пару секунд она просто смотрит на него, ошарашенная. Затем всё-таки заставляет себя кивнуть в ответ. Адриан возвращается к своей книге, словно ничего не произошло — но её мир переворачивается с ног на голову. Продолжает переворачиваться, когда Блейз снова появляется перед ней и протягивает ей стакан с огневиски.

— С-спасибо, — немного удивлённо говорит она, забирая его.

— Acta non verba, — отвечает он.

Она хмурится. На мгновение ей кажется, что это какой-то едкий комментарий. Действия, а не слова, в переводе с латинского. Это всё, что она знает.

Но затем он говорит:

— Это пароль.

И когда она пару раз глупо моргает, он просто кивает в сторону входа.

— Мы поменяли его сегодня утром, — его губы изгибаются в едва заметной полуулыбке. — больше тебе не придётся стучаться.

Он оставляет её сидеть с открытым ртом, уходит в спальню вверх по лестнице. И она откидывается назад — смотрит на свои колени и пытается как-то это осознать.

Доверие, понимает она наконец. Это доверие.

То же доверие, которое она теперь испытывает к ним. Ко всем. Доверие, которое практически позволяет ей уснуть где-то через полчаса — на их диване, на их территории. Но стоит ей закрыть глаза, как кто-то проходит через ложную стену.

Она вздрагивает, поворачивается. Вот и он.

Гермиона подскакивает на ноги. Все звуки в гостиной резко обрываются, все взгляды устремляются на них двоих.

Его одежда грязная. Рваная. Почему-то сейчас это даже более заметно, чем когда он был в клетке. Его фингал ещё не до конца рассосался. Но он здесь. Он здесь.

Она едва успевает улыбнуться, прежде чем видит выражение его лица.

Он в ярости.

Она видит это — не только в его глазах и в том, как стиснута его челюсть, но и в том, как его грудь вздымается и опускается с каждым вдохом.

Несколько не слишком сообразительных слизеринцев поднимаются, чтобы поприветствовать его, но отступают, когда видят его лицо. И всё это время он смотрит на неё в упор.

Она не решается двинуться. Ничего не говорит.

Пока он не выдыхает:

— Переговорим? — и кивает в сторону.

Скорее всего, сейчас не стоит с ним никуда идти. Но она не видела его уже несколько недель, не считая тех раз, когда они общались через решётку, и здравый смысл оказывается побеждён.

Она следует за ним на выход, оставляя за спиной гостиную с её тишиной.

Малфой ведёт её по коридорам, не оборачиваясь. Редкие студенты, встречающиеся на их пути, на самом деле подскакивают, увидев его — либо из-за его состояния, либо из-за того, что они не думали, что он вернётся.

Она осознаёт, что должна беспокоиться — может быть, даже бояться — когда он выходит во двор; его длинная тонкая тень падает на траву. Есть всего несколько причин, по которым им могло потребоваться уединиться. Но она не останавливается. Даже когда он спускается с холма и направляется в лодочный сарай. У неё перехватывает дыхание из-за воспоминаний об этом месте, но она ничего не говорит. Просто спускается вслед за ним по крутой каменной лестнице.

Они будут говорить о том, что произошло. Это всё, что она может понять по тому, как напряжены его плечи, по его походке. По тому, как он сжимает руки в кулаки, на секунду разжимая их, когда переступает через порог.

Но даже после того, как он останавливается у дальней стены, они проводят ещё около минуты в молчании — он стоит к ней спиной.

А затем, наконец —

— Ты довольна?

Он практически рычит. Низко и тихо.

Гермиона невольно усмехается.

— Я что?

— Довольна? — повторяет он, медленно поворачиваясь к ней. — удовлетворена? Гордишься собой?