Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

— Отлично сработано, Грейнджер — наконец-то и ты повеселилась, — и это заставляет Дина засмеяться, и теперь эти двое совершенно бесполезны.

Она переводит взгляд широко распахнутых глаз на Гарри, её рот открывается и закрывается, пока она отчаянно пытается придумать хоть какое-то оправдание. Часть её ненавидит себя за то, что раньше она была такой правильной. Иначе бы это не привлекло столько внимания.

Иначе они бы не ожидали ответов.

По крайней мере, Рон не был —

Дверь комнаты мальчиков распахивается, и сонный рыжеволосый дьявол собственной персоной заходит в гостиную. Кажется, сердце Гермионы вываливается из её грудной клетки, падает прямо к её ногам.

— Доброе, — он зевает и трёт глаза слишком длинным рукавом свитера, связанного миссис Уизли. Через несколько секунд он ощущает особую атмосферу в комнате, моргает, переводит взгляд на Гермиону, затем на остальных, и снова на неё. — чё происходит?

Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста —

— Гермиона получила пару засосов, — у Симуса уже лицо бордовое от смеха, и Гермиона вдруг вспоминает, что это всё его вина. Она крепче сжимает свою палочку, и она уже готова проклясть его на сто лет вперёд, когда Рон — Рон-с-которым-был-её-чертов-первый-поцелуй — “это-просто-не-сработает-мне-жаль”-Рон — задаёт вопрос, которого она так боялась.

— От кого?

— Расскажи нам, Гермиона, — это первое, что Джинни произносит за утро, и Гермиона ловит лёгкую обиду в её голосе. Видимо, она считала, что Гермиона должна была в первую очередь рассказать всё ей.

Но в её животе поднимается паника, и её сердце бьётся как сумасшедшее, и её щеки такие красные, что, кажется, вот-вот взорвутся. Но вместо этого она взрывается криком, громким и неубедительным:

— Никто! Это ерунда — это ни от кого.

И она в несколько секунд скрывается за портретом и уносится в коридор.

Она не может — она не —

Она чувствует, что ей нужно спрятаться.

Нет.

Нет.

Спокойная, рациональная Гермиона выходит на первый план её сознания, отодвигая в сторону беспорядок, в который она успела превратиться. Что ей нужно, так это сфокусироваться.

Она встречается с Мадам Помфри, теперь уже менее чем через двадцать минут. Эспрессо течёт по её венам, и она будет слушать и учиться — она будет занята. Это лучший способ отвлечься — заняться чем-то подобным.

Поэтому она глубоко вздыхает и настраивает себя. Настраивает всё. Свою осанку, сердечный ритм. Направляется в больничное крыло, намереваясь не пускать в голову ничего лишнего.

Прошло уже полтора часа, и она старательно измельчает Абиссинскую смоковницу, пока мадам Пофмри варит противоядие, когда она впервые соскальзывает.

Она думает об этом.

Это первый раз с того ужасающего момента перед зеркалом, когда она позволяет себе вспомнить об этом. Столкнуться с осознанием того, что это действительно произошло. Это.

В смысле, поцелуй с Малфоем.

Малфой поцеловал её.

Даже когда она чуть-чуть поддевает это воспоминание, ощущения и звуки вновь накрывают её с головой. Тонкий запах его одеколона. Вкус перечной мяты. Его руки — холодные, длинные и слишком настоящие, слишком низко на её бедрах. Его рот, холодный снаружи и обжигающе горячий внутри — его губы везде.

Её пальцы невольно скользят по коже её шеи, нежной на ощупь. У неё перехватывает дыхание, и она отдёргивает руку, возвращаясь к Абиссинской смоковнице, пусть даже низкий стон Малфоя эхом звучит у неё в ушах.

Как она могла подумать, что это был сон?

Как она могла забыть, что это произошло?

Она не может вспомнить ничего из того, что было дальше. Не может даже вспомнить, как добралась до гостиной. И её воспоминания о том, что произошло перед этим, в лучшем случае туманны. Но то, что произошло в библиотеке…

Его…

Это она прекрасно помнит.

Её пальцы дрожат. Она понимает, что должна испытывать отвращение к себе. Она ненавидит его. Она должна ненавидеть себя уже за то, что они оказались так близко. За то, что позволила ему прикоснуться к себе.

Его родная тётя отвечает за её руку — за эти шрамы. Его родная кровь.

И он, и то, что произошло, должно казаться ей отвратительным.

Но её предательский разум занят чем-то другим. Заставляет её вспомнить все те несколько поцелуев, что были в её жизни.

Первым был Рон. И она всегда думала, что это будет Рон. Надеялась, что это будет Рон. Так сильно, что в итоге это было почти предсказуемо.

И разочарующе. Влажно, неаккуратно и торопливо. По-детски.

Потом был маггл по имени Дэвид, во время одной из её пьяных послевоенных атак на верхний Лондон. Это было достаточно хорошо. Он хорошо целовался. Но больше ничего не было. Не было отношений. Не было даже второго свидания. Это было бессмысленно.

Потом снова Рон, чтобы проверить, не стал ли он лучше в этом.

Он не стал.

Потом был кто-то, чьего имени она даже не знала. В другом баре. Так же бессмысленно.

А потом… Малфой. Её пятый поцелуй.

Она думает о том, что её губы кажутся припухшими. Ей интересно, заметила ли мадам Помфри. Ей интересно, держатся ли её чары, хотя она никогда раньше не сомневалась в своих чарах.