Она не позволяет себе задаться вопросом о том, был ли это её лучший поцелуй, потому что она знает, что да, и не хочет принимать это.
Так что вместо этого она задаётся вопросом о том, где он сейчас. О чём он думает.
Малфой, который ненавидит её так же сильно, как она ненавидит его, если не сильнее. Малфой, испытывающий отвращение к её грязной крови.
Малфой, чьи пальцы не раз игрались с пуговицей на её джинсах, если ей не изменяет память. Малфой, который так хотел попробовать её на вкус.
— Мисс Грейнджер, Вы дрожите, — мадам Помфри вырывает её из оцепенения, и она осознаёт, что разрывает несчастную смоковницу. — Я думаю, на сегодня мы поработали достаточно. Вы неплохо справились, — Поппи успокаивающе похлопывает её по плечу. — А теперь отдохните немного.
И уже потом, по пути из больничного крыла, она осознаёт, что остаться наедине со своими мыслями — это последнее, что ей сейчас нужно.
========== Часть 9 ==========
4 октября, 1998
Дневник,
Я ничего не скрываю. Я всё ещё имею право на секреты, да? Не надейтесь, что я вывалю всё, что у меня внутри, на эти уродливые фиолетовые страницы. Этого не произойдёт.
Давайте договоримся, что я записываю сюда вещи, которые вам обязательно-нужно-знать.
И есть определённые вещи, которые вам не нужно знать.
Вопрос: “Вы храните какие-то секреты?”
Хорошая попытка.
Драко
4 октября, 1998
В ту субботу она целый день не возвращалась в крыло Гриффиндор, вместо этого бесцельно блуждая по территории школы и избегая других гриффиндорцев всеми возможными способами. Она пропустила все приёмы пищи, уклонилась от всех “приветов” и вернулась обратно в общежитие уже далеко за полночь.
Но ничто не могло остановить ход её мыслей.
И сейчас, в воскресенье, она знает, что не может избежать того, что, несомненно, ждёт её сразу за пологом её кровати.
По крайней мере, сегодня у неё нет похмелья.
Она молча садится, убирая с лица взлохмаченные кудряшки и цепляя с тумбочки маленькое зеркальце. Судя по тому, что она слышит, все девушки ещё спят, поэтому она использует эту возможность проверить напоминание о том, что произошло в пятницу, не привлекая к себе внимания.
Она наклоняет шею туда-сюда и старается не морщиться, изучая следы. Чары давно растворились, и метки в тех местах, где побывали его зубы, губы и язык, теперь выглядят слишком очевидно. Она практически помнит, с каким из поцелуев он оставил каждую из них.
Это абсурдно.
Она закрывает зеркало и на мгновение роняет голову на колени, пытаясь организовать в своей голове какие-то предложения. Оправдания. Алиби. Она не сомневается, что старая-добрая “я упала” схема здесь не сработает. И часть её действительно не хочет врать Джинни.
Другая часть знает, что она должна.
Она сидит в тишине еще несколько минут, прежде чем смириться со своей ужасной судьбой. Один из её главных страхов — это быть пойманной на лжи, и прямо сейчас она оказалась в ситуации, когда у неё нет другого выбора.
Никто в Гриффиндор не поддержит то, что она сделала. Что они сделали. Предубеждение слишком сильно. Она не может рассказать им. Не Гарри. Не Джинни. Совершенно точно не Рону.
Неожиданная, нежелательная картина того, как определённый разгневанный рыжий бросается на поиски определённого блондина, всплывает в её голове, и она сжимает свою переносицу, чтобы прогнать это наваждение.
Нет, правда причинит слишком много боли — как эмоциональной, так и физической.
И, приняв решение, она отодвигает полог.
Она была не права. Джинни не просто не спит, она сидит на соседней кровати, и вид Гермионы заставляет её подняться на ноги.
— Гермиона, — начинает она, но Гермиона поднимает руку, останавливая её, прежде чем она сможет произнести ещё хоть одно слово.
И выдаёт заготовленную ложь. Большую ложь. Такую, которую она не сможет забрать назад.
— Я не знаю, кто это был. Я была пьяна, было темно, и теперь всё кончено.
Сделано.
Джинни делает паузу, чтобы подобрать слова, прежде чем ответить, но Гермиона видит, что она немного разочарована. Ей интересно, на что она надеялась. На подходящего человека, которого Гермиона могла бы использовать как способ отвлечься после войны? На кого-то в духе Захарии Смит или Майкла Корнера?
Точно не на кого-то ослепительно светловолосого, с зелёным шёлковым галстуком и губами, которые изгибаются с одной стороны, когда он собирается сказать что-то жестокое — точно так же, как когда его язык обводит её нёбо.
Внизу её живота что-то начинает пульсировать, и она чувствует, как на её щеках проступает румянец. Ей нужно подумать о чём-то другом, срочно.
— Мне жаль, Джин, — говорит она. — Я бы рассказала тебе, но тут особо нечего рассказывать.
Джинни быстро прячет своё разочарование.
— Ну — предположим, что я рада, что ты смогла повеселиться, — это почти то же самое, что сказал Симус, и это заставляет её задуматься о том, действительно ли они все видят её как такую ходячую трагедию. Ей противна даже мысль об этом, но это идеальный выход из ситуации.
— Да, — она заставляет себя улыбнуться. — я тоже.