Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

Гермиона на секунду оборачивается. Гарри стоит через несколько человек от неё, разговаривает с Симусом. Она ловит его взгляд. Приподнимает бровь в молчаливом вопросе.

Как и на третьем курсе, она не уверена, что ему стоит встречаться с Боггартом. Но выражение лица Гарри спокойное — даже безмятежное — и он просто дарит ей легкую успокаивающую полуулыбку.

Почему он всегда должен быть настолько храбрее неё?

Она глубоко вздыхает, поворачиваясь обратно — смотрит, как Захария разбирается с достаточно убедительной иллюзией падения с тысячи футов. Вот оно что. Страх высоты. Ей интересно, как Боггарту это удаётся.

Ридикулус превращает Боггарта в достаточно убогий фон для съемочной площадки, и студенты отстранённо смеются, когда Захария отходит в сторону.

И вдруг наступает её очередь.

Ей стоило быть внимательнее. Она не думала, что это будет так скоро.

Она выходит вперёд, пытаясь вытащить из кармана палочку, и комната погружается в тишину. Несомненно, некоторые из студентов всё ещё думают о том, будет ли это работа, которую оценили на Удовлетворительно, а не на Превосходно.

Фон для съемочной площадки жутковато покачивается, словно от лёгкого ветра. Боггарт думает. Изучаёт её. Она практически может представить, как он рассматривает её, пусть даже она никогда не узнает его лица.

А потом фон падает, словно соскользнув с невидимой вешалки, и растекается на полу, чтобы затем собраться в какую-то полупрозрачную фигуру. Её сердце пропускает удар. Она чувствует, как потеет её ладонь, сжимающая палочку.

И вдруг эта фигура становится слишком знакомой. Вся тёмная. Чернеющие кудри.

— Привет, дорогуша, — шипит Беллатриса, и студенты испуганно охают. Она в том же чёрном кружевном платье, что и в тот день, у неё такие же дикие волосы, так же блестят её жёлтые зубы. И она сжимает в руке всё тот же нож.

Гермиона в первую очередь ужасно зла на себя. Как это может быть её самым большим страхом? Женщина, которая давно умерла? Как она может быть такой жалкой?

Но вскоре она осознаёт, что её страх — не Беллатриса Лестрейндж.

Это боль.

Беллатриса выхватывают свою палочку и кричит:

— Круцио!

И Гермиона тратит драгоценные мгновения перед тем, как заклятье попадает в неё, на то, чтобы подумать о том, что она никогда не читала ничего о Боггартах, использующих заклинания.

Это не избавляет ее от мучений.

Она мельком видит испуганное лицо Гестии, прежде чем белая горячая боль ослепляет её. Она не слышит собственный крик. Не чувствует свои пальцы. Не может воспользоваться палочкой.

Она застывает в мучительной агонии, чувствуя, как множество ножей пронзает ее кожу, как её кости сгибаются сразу во всех направлениях.

Ей кажется, что она вернулась на холодный чёрный каменный пол поместья Малфоев. Боль такая же. Её раненая рука пульсирует, её голова совершенно опустевает, и всё, что она видит — это холодные бездонные глаза Беллатрисы.

Кажется, это длится вечно. Но, скорее всего, проходит всего пара секунд.

А потом боль прекращается, и ей требуется пара секунд, чтобы понять, что происходит. Угол обзора поменялся. Она на полу.

Её затуманенный разум подозревает, что Гестия выпрыгнула перед ней, как Люпин делал это с Гарри, чтобы отвлечь внимание Боггарта.

Но это не Гестия.

Это Малфой. Конечно, это Малфой.

Его длинные чёрные брюки частично закрывают обзор, но она всё равно видит его Боггарта.

Это его отец. Или, вернее, это отражение Люциуса в огромном зеркале, которое стоит перед Драко. Она пытается осмыслить это, пока Гестия загоняет Боггарта обратно в шкаф.

— Тишина, вы все, — резко бросает Гестия, и Гермиона только сейчас осознаёт, какой шум стоит в классе.

Малфой отступает к столу, когда Гестия бросается к Гермионе.

— Мисс Грейнджер, вы в порядке? Я прошу прощения — я и не думала, что…

Но её взгляд прикован к нему, она не может больше ни на чём сосредоточиться, и она смотрит, как он берёт со стола два пузырька с успокаивающим зельем. Он осушает один из них и равнодушно бросает ей второй. Он со звоном ударяется о пол и катится к ней, останавливается у её ног.

— До дна, Грейнджер, — говорит он и уходит.

========== Часть 17 ==========

11 ноября, 1998

Дневник,

Я не знаю, почему я это сделал.

Нет, может, я и знаю.

Но это ещё хуже. Это гораздо хуже.

Я не знаю, о чём я думал, я просто —

Ёбаный в рот, она здесь.

11 ноября, 1998

После абсурдного выступления Захарии, в процессе которого он симулирует невероятные привязанность и беспокойство, Гестия говорит ей, что она освободит её от оставшихся занятий. Чтобы она смогла отдохнуть и съесть что-нибудь сладкое.

Но ноги Гермионы даже и не думают двигаться в сторону гостиной Гриффиндор. Вместо этого они поворачивают и несут её на улицу.

Её разум в лучшем случае затуманен. Это последствия боли. Её кожу немного покалывает, точно так же, как это было в тот день, когда они аппарировали в безопасное место после всего, что произошло; тогда это длилось несколько часов. Словно она пытается восстановиться после того, как на ней оставили невидимые раны.