— Я подумала, — продолжает она, невольно усмехаясь, — чёрт, я подумала, что, может, мы однажды сравним их.
Она смотрит на его серьёзное лицо, и её невесёлая улыбка растворяется. А потом он вдруг касается её руки, ледяной ладонью подхватывает под локоть. Она невольно охает, беспомощно наблюдая за тем, как он подтягивает её руку ближе к себе. Он до конца закатывает её рукав, и она морщится — готовится к боли.
Вот только никакой боли нет.
Он держит её руку до невозможности аккуратно, приподнимает немного, чтобы поднести её ближе к глазам. Она чувствует кожей его холодное дыхание. Видит, как её рука покрывается гусиной кожей. Она краснеет, понимая, что он тоже это видит.
А потом он проскальзывает пальцем вдоль вырезанной на её коже буквы “Г”, едва касаясь.
Гермиона снова охает. Ничего не может с собой поделать. Ей больно, даже когда она сама касается шрама — так почему сейчас не больно?
— Что ты… — начинает она, но он перебивает её.
— Почему Захария? — спрашивает он, всё ещё глядя на её шрам. — Из всех, блядь, возможных людей?
Его мягкий тон не соответствует его словам.
Она удивлена, что он спрашивает. Немного удивлена, что его вообще это интересует.
Она тихо фыркает.
— Ты знаешь, что это не по-настоящему, верно?
— Ты думаешь, я идиот? — опять же, его тон как-то не стыкуется с его словами; касаясь буквы “К”, он небрежно замечает, — Захария Смит не смог бы найти твою пизду, даже если бы ты села ему на лицо.
С раздражённым писком она отдёргивает свою руку.
— Ты отвратителен, — огрызается она.
Он встречается с ней взглядами, смотрит равнодушно. Пожимает плечами.
— Это так.
Она мимоходом замечает, что он знает, что Захария гей, но прямо сейчас она слишком обижена, чтобы задумываться над этим.
— Ты не ответила на мой вопрос, — добавляет он, оглядываясь на воду. Солнце садится.
— Твой — я… — бормочет она.
— Почему он?
Она изо всех сил пытается сказать хоть что-то. Снова выбирает правду, старается быть лаконичной.
— Он был самым безопасным вариантом. Я должна была что-то им сказать… после того, что ты сделал на Хэллоуин.
Малфой фыркает. Молчит какое-то время. Затем он говорит:
— Мой больше.
Гермиона давится воздухом.
— Я извиняюсь —
Он задирает рукав и снова показывает ей заражённую метку.
— Мой шрам. Он больше… — он пристально смотрит на неё, ловит лёгкий румянец, выступивший на её щеках, — чем твой.
Она сглатывает. Обхватывает себя руками, почувствовав, что начинает холодать, и отводит взгляд.
— Да, я думаю, да.
Она чувствует зуд и дискомфорт. Поднимается на ноги.
Малфой не сводит с неё взгляда.
— Я… — она колеблется, смотрит на свои ноги. Она не уверена насчёт того, что она хочет сказать, но в то же время чувствует, что что-то сказать нужно обязательно.
— Спасибо, — это всё, что ей удаётся выдавить из себя после продолжительной паузы, и это звучит как-то неловко. Кажется, что этого слишком много. Она даже не уверена в том, что она благодарна. — За то, что ты сделал.
— Так тяжело было сказать это? — усмехается он. Наверное, её выдало выражение её лица.
— На самом деле, да.
— Не заставляй себя, Грейнджер, — он тоже поднимается, отряхивает свои брюки.
— Ты всё ещё не сказал, зачем ты это сделал.
Малфой снова не отвечает. Прячет руки в карманы и смотрит на неё искоса.
— Захария Смит, — снова говорит он. — безопасный вариант?
Она поднимает подбородок.
— Да.
— Потому что он не я.
Её сердце пропускает удар.
— …Да.
Он делает шаг к ней навстречу, и угасающие солнечные лучи путаются в его светлых волосах — освещают его голову, словно нимб. Она думает о том, стоит ли ей отступить назад. В любом случае, у неё это почему-то не получается, даже после того, как он подходит так близко, что ей приходится смотреть прямо вверх, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Кто угодно, но не я… — бормочет он, глядя ей в глаза. — правильно, Грейнджер?
Она чувствует знакомый запах мяты — слишком сильный.
— Правильно, — выдыхает она.
Его рука проскальзывает вдоль её линии челюсти, холодная, словно лёд. Её суставы не работают, мышцы отказываются слушаться. И тем не менее, она не думает, что отступила бы, если бы могла.
Его рука двигается выше, его пальцы касаются её губ.
— Тогда иди нахуй, — шепчет он — и наклоняется, их губы оказываются в дюймах друг от друга. У них одно дыхание на двоих, их носы едва касаются.
— Ты тоже, — говорит она. Говорит едва слышно, и её голос дрожит. Их губы оказываются ещё ближе, и до ужаса знакомое чувство оживает внизу её живота.
Его рука обвивается вокруг её затылка, он сжимает в кулак её кудри.
— Я, блядь, терпеть тебя не могу, — шипит он.
Она закрывает глаза.
— Я знаю.
Она не хочет это признавать, но больше всего ей сейчас хочется его поцеловать. Она облизывает губы. Запрокидывает голову. Его хватка становится крепче.
— Эй, Драко — оу.
Они отшатываются друг от друга. Ее пульс подскакивает, и на мгновение она думает, что всё кончено.
Но это Нотт — на холме. Он стоит на месте. Бросает на неё злобный взгляд, когда она бросается поправлять свою одежду, а потом смотрит на Малфоя.
— В чём дело? — удивительно спокойно спрашивает Малфой.