Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

— Цепь внешнего коммутатора готова, сэр, — объявил Ровиан после изучения главной панели. Он надел наушники приемника. Теперь каждый сигнал извне должен был поступать на корабль, не слышный никому, кроме Ровиана.

— Поднимусь на мостик, — Флэндри встал. — Я допрошу пленную. Когда придет время менять векторы, немедленно извести меня, но не жди моего прихода, чтобы это сделать.

На самом деле он приказал Ровиану следующее: «Следить за передачами по контрольному аппарату. Снелунд непременно возопит, когда узнает о том, что произошло.

Если к этому времени мы выйдем из гиперволны, он, возможно, пошлет погоню за нами. И в любом случае он станет требовать нашего возвращения, а Пикенз вполне может уступить ему. Тогда возникнет весьма пикантная ситуация. Едва почувствовав, что заходит речь о возвращении, мы резко меняем курс и катимся ко всем чертям. И тогда я лучше поклянусь в том, что не получал от Пикенза никакого приказа, нежели буду пытаться убедить военный суд, будто имел полное право не подчиняться».

Но этот код был известен только им двоим. Возможно, те из команды, кто проводил вместе с ними операцию во дворце, догадались о происходящем. Но сейчас это не имело значения. Они бывалые ребята и умеют держать рот на запоре, а после того, что они видели на пути от Земли, любая возможность причинить неприятность Его Превосходительству должна только радовать их.

— Да, сэр, — сказал Ровиан.

Флэндри спустился по трапу и прошел по гудящему коридору к своей каюте. Звонка на двери не было. Он постучал.

— Кто там? — голос, произнесший эти слова по ту сторону двери, был низким и хрипловатым, с легким певучим акцентом. И столько в нем было усталости, столько пустоты!

— Капитан, моя госпожа. Могу ли я войти?

— Я не смею вас останавливать.

Флэндри вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Места в его каюте было немногим больше, чем того требовалось для койки, письменного стола и стула, шкафа, нескольких полок и ящиков. Головой он едва не касался потолка. Штора скрывала раковину, туалет и душевую кабину.

Возможности как-то украсить каюту чем-то внеуставным почти не было. Звуки вибрации, запах масла и нагретого металла наполняли воздух.

Изображения Катрин Мак-Кормак ему видеть не приходилось. Внезапно все вокруг перестало для него существовать. Позднее, вспоминая о том, как все происходило, Флэндри пришел к выводу, что он, должно быть отвесил ей низкий поклон, потому что фуражка каким-то образом оказалась у него в руке, но как — он не помнил.

Он знал, что Катрин на пять стандартных лет старше его. Она не отвечала земным понятиям о красоте. Была слишком высокой, слишком широкоплечей, со слишком впалым животом и слишком крепкими мускулами, выделявшимися под кожей, что оставалась смуглой даже после заключения. Лицо ее было широким во всех его частях: далеко отстающие друг от друга скулы, широко расставленные ясные глаза (зеленые с золотистыми искорками под густыми черными бровями), широкая переносица прямого носа, большой красивый рот, сильный подбородок. Волосы челкой падали ей на лоб и ровной линией были подстрижены немного ниже ушей. Они были густыми и волнистыми, цвета светлого меда с примесью золота и меди. На ней был короткий перламутровый халат и домашние сандалии — одежда, в которой ее забрали из дворца.

«Мама была чем-то похожа на нее», — подумал Флэндри.

К нему, наконец, вернулась его живость.

— Добро пожаловать на наш корабль, моя госпожа, — Доминик чувствовал некоторую натянутость своей улыбки. — Позвольте мне представиться, — что и было сделано. — Всецело к вашим услугам, — закончил он и протянул ей руку.

Катрин не дала ему своей ни для пожатия, ни для поцелуя, и не встала со стула, на котором сидела. Он отметил темные круги вокруг ее глаз, впалость щек, легкую сеть морщинок.

— Добрый день, командир, — голос был ни теплым, ни холодным — никаким.

Флэндри присел на койку.

— Что я могу вам предложить? В нашем распоряжении обычный ассортимент напитков. Не желаете? — он протянул ей открытый портсигар.

— Мне ничего не нужно.

Доминик смотрел на нее.