Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Памела никогда не любила рисковать. Но еще меньше ей нравились воспоминания об их полунищей молодости, когда Рейд отказался от помощи ее родителей. Но она все вытерпела, и теперь они в престижной категории. Даже если его нынешний порыв к независимости не удастся (а Рейд был настроен весьма решительно) он всегда сумеет найти работу.

— Японцы оказывают сильное влияние на современную архитектуру, — продолжал Рейд. — Я и решил поближе к ним присмотреться… Поискать вдохновения, что ли…

— Вы из Сиэтла, мистер Рейд? Я там родился.

— А я в этом городе всего пять лет. До этого Чикаго, потом армия. А до того Висконсин и далее до старого доброго Бостона. Типичная американская история.

Рейд понимал, что все это не очень-то интересно собеседнику. Обычно он был более сдержанным в разговоре, разве что иногда позволял себе расслабиться после нескольких порций скотча или кружек пива. Но сегодня ему хочется выговориться на трезвую голову. А почему бы и нет? Отказался же он от пресвитерианского воспитания полученного в детстве, так зачем цепляться за его предрассудки?

— О я бывал в Сиэтле и раньше, — продолжал он, не в силах остановиться. — Я полюбил этот город. Но первую приличную работу мне предложили в Чикаго. Это бетонное чудовище. Там даже людям с нормальным зрением рекомендуют носить очки, а не то глаза выколют.

Он вспомнил людей с которыми было хорошо вспомнил друзей, вспомнил белые паруса яхт в заливе Паджет и белоснежную вершину Маунт-Рэйнере, плывущую высоко в небе, и нетронутый лес всего в двух часах езды от города. Для Памелы, разумеется, Чикаго — дом родной. Точнее, Эванстон — а это большая разница. Когда он, наконец, нашел работу в Сиэтле, город показался жене глухой провинцией. И погода — вечно свинцовое небо, то дождь, то туман, то дождь, то снег, то дождь… Неужели он, сам с нетерпением дожидавшийся малейшего проблеска солнца, не видел, как на нее действует дождь?..

— Да, нам крупно повезло родиться в этой стране, — сказал Стоктон. — Если, конечно, не считать воистину средневекового закона о выпивке.

Рейд рассмеялся. Ни один король в средние века не осмелился бы ввести такой варварский закон! Настроение слегка поднялось. Стоктон сказал:

— Я, пожалуй, отправлюсь в машинное. Приятно было побеседовать, — и быстро удалился.

Рейд вздохнул, облокотился о перила и затянулся. Внизу тихо шумело ночное море. Завтра Пам будет чувствовать себя лучше. Он надеялся на это, надеялся, что Япония окажется сказочной страной, как на туристских проспектах, а потом…

Потом? Его мысли заскользили по всему земному шару. Помимо развитого пространственного воображения, необходимого всякому архитектору, Рейд был наделен исключительной памятью. Он мог мысленно проложить курс гораздо дальше Йокогамы. Но корабль дальше не пойдет. Владельцам виднее. А дальше — Юго-Восточная Азия. Невозможно представить, что там сейчас люди убивают других людей, даже не зная имен друг друга. К черту идеологию! Когда это кончится? Или каждому поколению суждена своя трагедия? Рейд вспомнил молодого парня, погибшего на другой войне, в предыдущем поколении. Вспомнил его стихи.

Вот путь возникновения любви:

Она проснулась ранним зимним утром,

К нам руки протянув, и мы

Растаяли, прижав ее к груди.

Любовь подкралась тайною тропою,

Воспламенила нас и… умерла

И зимний день закончился тоскою,

А с ним растаяли слова.

Руперт Брук мог сказать это. Спасибо тебе за него, папа Преподаватель английского в маленьком колледже на Сред нем Западе не мог обеспечить своих детей. Поэтому Рейду пришлось потратить год, чтобы заработать себе на образование. На зато он стал упорным, любознательным, подружился с книгами — даже может быть, слишком тесно, так что мало времени оставалось для Пам… «Хватит об этом, — решил Рейд. — Пройдусь еще раз вдоль палубы Памела, наверное уже спит. Пора и мне ложиться».

Он покрепче сжал трубку в зубах и выпрямился.

Его подхватил вихрь раздался страшный грохот и он не успев даже вскрикнуть исчез из нашего мира.

II

Там, где Днепр сворачивает к востоку, степь сменяется высокими утесами, и прямо сквозь них устремляется река, оглушительно ревущая на порогах и водопадах. Здесь корабли приходится разгружать и тащить бечевой, а кое-где и волоком по суше. Раньше это было самое опасное место на всем торговом пути. Поблизости прятались печенежские племена, чтобы наброситься на пеших и беззащитных корабельщиков разграбить товары и увести в рабство тех, кому не повезет пасть в сражении. Олегу Владимировичу в молодости довелось участвовать в такой схватке. Тогда, слава Богу русские отбросили степняков и сами захватили много крепких пленников для продажи в Константинополе.