Microsoft Word - VK Chapter 1.doc

Я впервые черт знает за сколько времени чувствую, что мне дышится

легко. Словно всю мою треклятую жизнь у меня на груди просидела какая-­-то

грязная толстуха, придавливая ребра и отравляя мне дыхание, а теперь я ее

свалил и наконец почувствовал свободу. Давно я такого не чувствовал. Может,

и никогда.

Следуя по дощатому настилу за бронзовой надменной госпожой

Шрейер, я открываю для себя место, которое должно было бы быть моим

домом. Тропический остров – так выглядит резиденция ее мужа.

Искусственный – но об этом можно догадаться лишь по его геометрической

идеальности. Это выверенный круг, метров пятьсот в сечении. Ровная кайма

пляжа окольцовывает его.

Когда госпожа Шрейер выводит меня на пляж, моя выдержка наконец

меня предает. Я нагибаюсь, зачерпываю горсть мельчайшего, нежного белого

песка. Можно было бы подумать, что мы на атолле, затерянном где-­-нибудь в

океанском безбрежии, если бы вместо пенистой водной кромки пляж не

заканчивался прозрачной стеной. За ней – обрыв, а дальше, в десятке метров

внизу – облака. Почти незаметная уже с нескольких шагов, стена поднимается

вверх и превращается в огромный купол, накрывающий крышу целиком.

Купол поделен на сектора, каждый из которых может сдвигаться, обнажая

остров для солнца.

С одного края между пляжем и стеклянной стеной плещется синяя

вода: небольшой бассейн старается быть для госпожи Шрейер куском океана.

Прямо перед ним на песке стоят два шезлонга.

Она устраивается на одном из них.

-­- Обратите внимание, – говорит госпожа Шрейер. – Тучи всегда

остаются внизу, поэтому у нас тут очень хорошо загорать.

Сам-­-то я видел солнце не раз, но знаю массу людей с нижних ярусов,

которые в отсутствие настоящего солнца научились обходиться

нарисованным, и не меньше таких, которые как о чуде мечтали бы жить под

его лучами. Но, видимо, когда долго соседствуешь с чудом, начинаешь от него

скучать и пытаешься выдумать ему какое-­-то практическое применение. Что,

солнце? Ах да, от него такой естественный загар…

Второй шезлонг явно принадлежит ее мужу; так и вижу, как они,

небожители, вечерами созерцают с этого Олимпа мир, который считают

своим. Я опускаюсь в нескольких шагах от нее – сажусь прямо на песок – и

вглядываюсь вдаль.

- Как вам у нас нравится? – покровительственно улыбается она.

Вокруг, сколько хватает глаз, расстилается клубящееся облачное море –

а над ним парят сотни, тысячи летучих островов. Это крыши других башен,

обиталища богатейших и могущественнейших – потому что в мире,

свинченном из миллионов замкнутых пространств, составленном из ящиков,

нет ничего дороже пространства открытого. Большинство крыш превращены

в сады и лесные рощи. Видимо, проживая на небесах, их обитатели все же

скучают по земле.

А там, где последние видимые летающие острова тают в дымке,

мироздание схватывает кольцо горизонта. Я впервые вижу ту ничтожно

тонкую линию, которая отделяет землю от неба. Когда выбираешься наружу

на нижних или средних уровнях, перспектива всегда загромождена, и все, что

видно между стволами башен – это другие башни, а если случится просвет и

между ними, в нем уж точно не высмотреть ничего, кроме башен еще более

далеких.

Вживую горизонт не слишком отличается от того, что нам показывают

на настенных экранах. Конечно, внутри ты всегда знаешь, что перед тобой

просто картинка или проекция, что настоящий горизонт – слишком ценный

ресурс, что оригинал достается лишь тем, кто способен за него платить, а

остальным хватит и копии… Но ведь подлинник Гойи или Пикассо стараются

заполучить единицы, а миллионам достаточно иметь репродукцию,