Мидас

Он в панике разгребал обломки, но чем больше он искал их, тем яснее понимал, что в этом громадном пепелище их нет.

Единственное, что он нашёл – его гитара, которая оказалась нетронутой огнём и широкополую шляпу, именно ту, что была на этом адском всаднике.

Вся картина, что сейчас происходила, была похожа на неделю, когда мир в ядерном угаре доживал свои дни.

Мидас просто стоял и смотрел в огонь. И то тепло, которое обычно греет, теперь обжигало. Оно заставляло воспоминания из разрозненной мозаики, складываться в полноценную картину.

Сознание медленно, словно мазками масла по холсту, рисовало картину той самой ночи, когда он вышел, как он думал, в свой последний путь. Вышел в пустыню, молодой, злой и готовый встретить смерть от песков в ночной пустыне.

Вспомнил, как набрёл на костёр, на незнакомца, который назвался ему Джоном.

Вспомнил, как его согрел тот ночной костёр и разговор с человеком, которого он видел впервые в жизни.

Вспомнил, что было в собеседнике что-то пугающее, его взгляд и ухмылка.

Он заключил сделку. Сделку с дьяволом.

Он был готов к ней тогда, но теперь пришло время платить по счетам, и реальность оказалась страшнее.

Он стоял один, посреди огня и теней, словно пожиная плоды своей глупости.

То была величественная картина, раскаленный песок, ярко-оранжевое пламя до самых небес и разрушенные мечты рядом с маленьким человеком.

Его разум пылал сильнее, чем его свежие раны. Слеза медленно катилась по рассеченной щеке.

Мидас понимал, что вся та боль из будущего настигла его, и он остался с ней один на один.

Он знал, что это конец его пути.

Он понимал, что ему осталось лишь пройти по последней тропе, чтобы спасти то, что он любил.

Издалека виднелось зарево огня, где-то между двух отвесных скал, похожее на пробуждение вулкана, только без дыма и пепла.

Ночные ветры крутили песчаные вихри, с такой скоростью, что песок был похож на шрапнель, резал словно скальпель, мелко и болезненно.

Со стороны красновато-оранжевого свечения тяжело двигалась фигура.

Потрепанная, испепеленная накидка развевалась на фоне пустыни, вихрь медленно превращал её в лоскуты.

Свист ветра разрывала мелодия, самая яркая, но полная отчаяния музыка, которую только можно вообразить. То был гимн нелепым мечтам и надеждам, что плодятся в мозгах людей, словно паразиты. Необдуманные, дикие мечты, которые приводили молодых в гроб.

Порой, мы хотим быть богами, пусть и в своём мирке. Но став ими, теряем себя и весь смысл, к которому тянулись всю жизнь.

Также получилось и с ним, музыкантом, человеком с золотым сердцем.

Та мелодия, что он играл, была посланием всем, кто ещё о нем помнил: «Будьте осторожны с мечтами, ведь иногда они будут стать вашим ядом».

Перебирая струны и роняя слезы, он не замечал боли, что причиняли ему острые ветры, царапая и без того, израненное тело.

Музыка всегда помогала ему, она была его напарником. Но теперь она была его костылем, что не давала упасть после каждого шага.

Она помогала не закрыть глаза от усталости, от безысходности, от жалости к своей семье, которую он мог потерять, из-за своего собственного эгоизма.

Он просто шёл туда, куда вела его мелодия.

Он хотел найти свою жену и дочь, кого он полюбил и предал. Предал неосознанно.

Песок под ногами рассыпался, как пепел с сигареты.

Он поглощал его. Резал, забивался в каждый карман и складу одежды, словно хотел остановить этого настырного и упертого человека.

Мидас играл все ярче. Всё громче отзывался звук струн над бушующей пустыней, все больше амплитуда струн была похожа на агонию металла.

Слезы текли по его лицу, смешиваясь с кровью и сажей.

Он просто играл, доигрывал последние ноты своей жизни.

Он просто прощался со всем этим умирающим, пустынным миром.

Неожиданно, когда мелодия была в своем апофеозе, все струны, разом лопнули. Одна из струн рассекла его кисть. Хлынули тёплые, темно бардовые ручьи.

Мидас упал на колени, понимая, что дальше идти он не сможет.

И он уже готов было закрыть глаза и отдать себя ветрам и пескам, но понял, что ветра больше нет, и песок не кружит вокруг него.

Совсем рядом с ним раздался голос, все тот же, тяжёлый голос – чего ты ждёшь Мидас?

Измученный музыкант тяжело поднял взгляд и увидел все того же незнакомца, которого однажды видел у костра.

Весь его внешний вид, одежда, чёрные брюки, жилет остались прежними, но вот из глаз лилось ярко оранжевое пламя.

– Ради чего такой путь, эти мучения? Неужели ты мало страдал?

– Я лишь хочу вернуть мою семью, – пересохшими губами произнёс музыкант.

– Этого не будет. Ты заключил со мной сделку. Долг оплачен.

– Но это не то, чем я хотел оплатить его.

– Ты должен был отдать самое дорогое в своей жизни, и ты отдал.

– Я думал, речь шла о гитаре или славе, я ушел от славы, устал быть с ней.

Джон, глаза которого горели ещё ярче, слегка улыбнулся