Мидавиада

Назад, в королевские покои Кассис шёл, как на казнь. Однако, к его удивлению, король вовсе не выглядел сердитым.

– Входи, несчастный обжора! – хмыкнул он, увидев страдальца. – Мидава уже увели. Теперь он – наш друг и союзник. Что скажешь?

Кассиса ещё мутило. После приступа он чувствовал мучительную слабость и был едва ли в состоянии спорить, и всё же новость казалась чересчур хорошей, чтобы походить на правду.

– Не ловушка ли это, ваше Величество? – согнулся в поклоне Мудрейший.

Стоять было тяжело, но опереться о стену он не решался, а король, в свою очередь, и не думал предлагать ему сесть.

– Ни в коем случае! – развеселился он. – Мидав целиком принадлежит нам! Вот увидишь, он сделает всё, чтобы освободить соплеменников или я ничего не понимаю в людях!

Он рассмеялся, очевидно, осознав свою ошибку, и смех этот был почти весёлым. Пожалуй, Кассису ещё не доводилось видеть короля в таком добром расположении духа.

– Ваше Величество столь великодушны, что готовы помиловать мятежников… – попытался подольститься Мудрейший, чтобы продлить благостные мгновения.

Улыбка вмиг сошла с худого монаршего лица, и на месте щёк тотчас образовались провалы. Король поморщился, точно пробуя услышанное на вкус, и, судя по всему вкус этот пришёлся ему не по душе:

– О чём ты, ваше Мудрейшество?! О каком помиловании может идти речь?!

Кассис заёрзал на месте, пряча глаза. Похоже, он допустил очередную ошибку.

– Я никого не намерен прощать! – выдавил Шамшан, чеканя слова. – Повстанцы это не мелкие воришки, не жулики и даже не грабители с большой дороги. Повстанцы – это угроза государству, Кассис, и они будут уничтожены все до единого! Вот моё последнее слово.

Ультиматум

Тусклое осеннее солнце, напоминавшее прихваченное морозцем яблоко, повисело немного в дымке и лениво покатилось вниз, туда, где встречались волны и небо.

Аграт любил смотреть на бесконечно меняющееся море. В противовес холодной крепостной серости, оно было живым и подвижным. Эта живость, это презрение к людским (да и мидавьим) бедам действовали на него успокаивающе.

Холод усилился, а потому бывшие заключённые всё чаше норовили при случае заглянуть в лазарет, единственное отапливаемое помещение. Приказ командования был безжалостен: все имеющиеся дрова направить для обогрева медицинской части. В отличие от солдат, принявших это распоряжение с обычным для них мужеством, вчерашние арестанты роптали. В одночасье позабыв мёрзлые стены недавно покинутых камер, теперь они хотели домашнего тепла и уюта, но не получали ни того, ни другого.

Была и ещё одна причина, по которой лазарет пользовался немалой популярностью. Заключив в тюремные камеры коменданта крепости со всеми стражами, Зегда распорядился оставить на свободе врача и младший медперсонал, представленный единственной сестричкой по имени Кора.

При других обстоятельствах на девушку вряд ли обратили бы внимание. Маленькая, субтильная, с озорными глазами и ямочками на щеках, она не была писаной красавицей. Умом Кора тоже не блистала. Говорила она мало, зато задорно смеялась над всеми шутками, запрокинув голову и невольно демонстрируя окружающим мелкие кривоватые зубки.

Кроме Коры женщин в крепости не было, и всё внимание солдат предназначалось ей одной. Вниманию этому сестричка, похоже, нисколько не радовалась. Ходила себе следом за доктором, таскала необъятные сумки с инструментами, тазики с кипячёной водой и прочие необходимые вещи.

Когда Аграт заходил в лазарет (а делал он это лишь изредка и только по необходимости), Кора встречала его смелым, открытым взглядом. После, точно смутившись, опускала глаза, делала осторожный, неглубокий реверанс и убегала звать доктора.

В тот раз всё вышло, как обычно. Аграт пришёл навестить сослуживца из белого отряда, мидава Лори Лосака. Этот Лори получил серьёзное ранение в стычке на Ведьминой косе. Его разорванное горло доктору пришлось собирать из лоскутов, но мидав оказался живучим и вскоре встал на ноги. К несчастью, через некоторое время ему сделалось хуже: шея воспалилась, началась лихорадка и судороги. Лори Лосак вновь оказался в лазарете.

Аграт навещал его ежедневно, хотя большую часть времени мидав был без сознания и не мог знать о его визитах.

Войдя в просторное помещение, отведённое под госпиталь, миртеллион ощутил восхитительное тепло. В углу жарко пылал камин, второй же почти погас, только маленькие синие огоньки ползали по тлеющим углям.

Справа, за ширмой, отделявшей общую палату от импровизированной докторской, копошилась Кора. Аграт не сразу понял, что она делает, но, приглядевшись, заметил в руках у девушки длинное, узкое полотнище. Кора нарезала бинты из подручных материалов. Медикаментов не хватало, а потому в ход пускали всё, что удавалось найти в крепости. К примеру, на бинты ушли рубахи, предназначавшиеся заключённым, а также простыни и покрывала из личных запасов коменданта.

– Доброй луны, сударыня! – поклонился Аграт.

Он ожидал, что Кора по привычке бросится наутёк, но девушка лишь улыбнулась, не откладывая работу:

– Да светит она ярко, господин миртеллион! Пришли навестить Лосака?