Мидавиада

Не имея потребности во вкусной пище, Шамшан отказывал в ней и своим приближённым. Порой это доводило Кассиса до отчаяния. Он долго силился понять, для чего нужна безграничная власть, если не для того, чтобы иметь на своём столе все мыслимые яства, спать на семи перинах, набитых пухом чёрного лебедя и носить на шее столько золота, что с трудом удаётся поднять голову.

Когда же Шамшан случайно обмолвился о свих истинных целях, Кассис незамедлительно счёл его сумасшедшим.

Это случилось поздней осенью. В тот вечер Кассис засиделся у его Величества допоздна. Проект новой налоговой системы не вызывал у короля одобрения, и обсуждения обещали затянуться надолго.

Кассис, как обычно, хотел есть. Его желудок давно оставил бесплодные попытки привлечь к себе внимание жалобным урчанием, и теперь глухо завывал от тоски. Исстрадавшись сверх всякой возможности, Кассис предпринял робкую попытку восстановить справедливость и осведомился со всем подобострастием:

– Изволит ли ваше Величество приказать, чтобы подали ужин?

– Я не голоден, – отмахнулся Шамшан. – Как можно что-то жевать, когда решаются дела государственной важности?!

Кассис скрючился в поклоне, не решаясь поднять глаза на повелителя.

– Если хочешь, можешь поесть, – неожиданно смилостивился Шамшан. – Всё время забываю, что некоторые люди…

Он не договорил, и Кассис вдруг испугался. Ему необходимо было немедленно узнать, о чём забывает король, ведь это могло иметь отношение и к его будущему!

– Некоторые люди, ваше Величество?.. – пробормотал он, мысленно моля о продолжении.

– Некоторые люди, – отозвался Шамшан, закинув длинные ноги на банкетку, – живут, чтобы вкушать различные блага. Они слишком привязаны к еде, одежде, драгоценностям, роскошным домам, породистым лошадям… В этом цель их крошечной жизни, Кассис, но они не заслуживают жалости. Они заслуживают презрения.

От его слов Кассис скрючился ещё сильнее. Его начал бить озноб.

– Не пугайся, – ухмыльнулся Шамшан. – Твой маленький порок не худшее, с чем мне доводилось иметь дело. Так, что впасть из-за него в немилость тебе не удастся. Я лишь говорю, что сам слеплен из другого теста.

Кассис закивал, точно болванчик с головой на пружине, и он саркастически продолжал:

– Я – игрок, ваше Мудрейшество. Для меня нет, и не может быть ничего важнее игры. Ведь что такое игра?

Кассис знал, что такое игра, но счёл за благо смолчать. И правильно.

– Игра, – сказал Шамшан после паузы, – это стечение обстоятельств. От игрока зависит лишь то, как он этими обстоятельствами воспользуется. Взять, к примеру, шахматную партию…

Кассис охотнее взял бы куриную ножку, но перечить его Величеству не решился.

– Есть король, – пояснил Шамшан. – Он слаб, несмотря на внешнее величие. Или, допустим, ферзь. Тот, напротив, силён, почти всемогущ. Когда эти двое объединяются, они начинают считать себя неуязвимыми. В чём их ошибка, ваше Мудрейшество?

– В недальновидности? – предположил Кассис и тотчас проникся гордостью за свою внезапную проницательность.

Шамшан вздохнул, точно этот ответ показался ему огорчительным:

– Будь они хоть тысячу раз дальновидны, предусмотреть все возможные сценарии им не под силу. Однажды я уже воспользовался подобным стечением обстоятельств, и это было так просто, что я едва не потерял вкус к игре. Ты, должно быть, заметил, что меня не интересует богатство. Я не упиваюсь данной мне властью, не трепещу, предвкушая крах своих недругов. Что же тогда? Зачем мне всё это: трон, всевластие, целая страна?

Не поняв, ждут ли от него ответа, Кассис жалобно заметался в нерешительности. Выяснилось, что ответа не ждут.

– Я скажу тебе, – произнёс Шамшан. – Причина лишь в том, что я игрок. Если я вижу благоприятное стечение обстоятельств, то уже не могу покинуть поле. Игра сильнее меня, ваше Мудрейшество, и потому игра – единственное, что стоит надо мной. Знаешь, что погубило Тумая? Что привело к смерти сильнейшего из людей?

"Ты" – подумал Кассис, но лишь робко покачал головой в ответ.

– Тумая погубила непогрешимая вера в здравый смысл, ваше Мудрейшество, – сухо рассмеялся Шамшан. – Он был уверен в том, что игра всегда идёт по правилам. Ферзь до последней капли крови защищает короля, башня ходит по прямой, пешка способна сделать только один шаг… Но что произойдёт, если, скажем, слон вдруг развернётся против своих? Мудрый, славный зверь, что ещё вчера ел морковь с королевской руки, растопчет всех, кто попадётся навстречу, и никто не сможет его остановить. Можно ли осуждать слона за вероломство? Вряд ли. Он воспользовался стечением обстоятельств. И только.

Из всей пространной речи Кассис уяснил только одно: его Величество немного не в себе, поэтому с той поры всегда стремился наесться перед высочайшей аудиенцией досыта, а, если получалось, то и до отвала.

Так произошло и в тот злополучный день, надолго запечатлевшийся в памяти благодаря двум неравнозначным событиям.