Сперва-то Заноза не шибко и опечалилась. С Кормчим, вроде, всё утряслось мирно, а что матросы её с той поры сторонились, так оно, может, и к лучшему. Пускай сидят в уголочке да помалкивают, зубы целее будут.
И всё бы ничего, да только к концу второго дня одолели Занозу сомнения вот какого толка. До Миравии морем пять дней пути. Минуло шесть, а земля всё не показывалась. Отчего это, скажите на милость?!
А тут ещё вспомнился ей рябой матрос. Не сам матрос, понятно, а его "ну-ну' ехидное. Это что же получается? Дурит её Кормчий или нет? К нему самому соваться резону не было. Всё одно правды не дознаешься.
Решила Заноза к матросам подобраться. Авось, проболтаются. Так и сделала.
Заприметила она загодя, что двое палубу моют. Один худой, маленький. Второй росточком побольше, смуглый, точно красноземелец, с куцей бородкой. Притаилась в закутке, дождалась, пока закончат. Уставшие, они, как ни крути, сговорчивее. Надраили матросы палубу – Заноза к ним:
– Здорово, братцы!
Те молчок, точно воды в рот набрали. Только друг на друга косятся, глазами хлопают. Решила Заноза на хитрость пойти.
– Не найдётся ли, – спрашивает, – на корабле мёду? Мне что-то дурно делается. Терпеть мочи нет.
Тощий как захихикает, а смуглый и говорит:
– На что вам мёд, барышня? Нешто от дурноты помогает?
– Ещё как помогает. Ложку съешь – и порядок. Задумался матрос:
– Нет у нас мёду. Нам жировать без надобности.
Заноза будто бы опечалилась:
– Я, знаете, мёд страсть как люблю. На берег сойдём – куплю целую кадушку.
– Ну, коли деньги есть, отчего ж не купить?
– Деньги найдутся, да тратить не на что.
Смуглый морду скривил, глаза сощурил, вроде как залюбопытствовал:
– Это как же так бывает?
– А вот бывает и даже запросто. Куда мне в чужой стране податься?
– Тут болван возьми да и ляпни:
– Нешто вам, барышня, Тария чужой стала?! Вы откуда сами-то?
Смуглый на него зырк грозно так, будто сожрать хочет, а только слово не воробей. Заноза аж язык прикусила, чтоб лишнего не брякнуть, и даже улыбнулась:
– Я, братцы, уж и позабыла, когда была на родине. Ну, ничего, авось и вспомню.
Постояла ещё с ними, побалакала чуток, дабы лишних вопросов не повылазило, да и шмыг наверх. Отыскала Кормчего – стоит на мостике, вдаль, подлец, смотрит. Увидал Занозу, осклабился:
– Чегой-то тебе, красавица, в каюте не сидится?
Заноза – ему:
– Если я красавица, то боров – канарейка. А сидеть без дела не приучена. Пусти хоть в трюм, коника проведать.
– Это ещё на кой?!
– Так ведь скоро придём в порт, с меня и спросят…
– Это вряд ли…
Глумится, стало быть. Ладно. Решила Заноза с другого боку зайти:
– Далеко ли до порта?
– Уже недалеко. К утру будем.
– Долговато идём.
– Что есть, то есть. Погода нынче скверная.
Погода, как же!
Поглядела на него Заноза да вдруг поняла, точно обухом по башке стукнуло: терять то уже нечего. Она и говорит:
– Как оно теперь в Тарии? Не холодно ли? А то я плохо одета, простудиться боюсь.
То ли Кормчий о чём другом думал, то ли растерялся от неожиданности.
– Нормальная, – отвечает, – должна быть погода. – Снег чуток посыпал да и перестал.
И вдруг зырк на Занозу недобро так:
– Ты чего это Тарией интересуешься. Или ошиблась?
А Занозу уже понесло:
– Ничего я, шельмец, не ошиблась! Отвечай, что задумал?!
Посмотрел Кормчий злобно, морду скривил:
– Ты что ж это решила, ведьма, с рук тебе всё сойдёт?! Сдать меня хочешь – валяй, попробуй! Кто ж тебя теперь слушать станет?! Не ты меня – я тебя сдам, усекла?!
– Шамшану продашь?
Сказала и плюнула прямо ему на сапог. Тут Кормчий её под рёбра хрясь, Занозу аж пополам согнуло. Думала, что печёнка выскочит, аж искры из глаз. А Кормчий орёт:
– Кто заплатит, тому и продам, мне всё едино! Коли вздёрнут тебя на виселице, будет потеха! Приду поглядеть, не забуду!
Ах ты ж!.. Разогнулась Заноза, вцепилась ему в патлы да как давай волтузить:
– Подлая твоя душонка! Огурец гнилой! В барина он нарядился, а как был скотом, так скотом и остался, червяк поганый!
Тут на крик матросы сбежались. Скрутили ей руки. Кормчий командует:
– В трюм её! Пусть сидит до самого порта! А сам за башку держится. Видать, неслабо Заноза его оттаскала. Какое-никакое утешение.
Приволокли её в трюм, бросили и ушли. Одна радость – фонарь не погасили. Спасибо и на том. Подошла Заноза к конику, наклонилась, обняла за шею:
– Вот и конец нам, братец! Меня повесят, тебя продадут. Видал, каков подлец, а?! Зря я ему поверила, да только теперь уж всё одно не выбраться! Эх, жаль не судьба нам с тобой по полям скакать! А что? Я бы тебя заездила. Был бы ты у меня всем коням конь!
И ну реветь как дурочка. Не то коника жалко, не то короля. Как его звать, короля этого? Задумалась Заноза. Вот ведь глупость! Столько времени с ним просидела, а как звать не спросила! Нешто у неё язык бы отсох спросить?! Теперь так и помрёт, имени его не узнав! Для какой нужды ей монаршее имя понадобилось, Заноза и сама толком не понимала. Вроде бы полная ерунда, а всё же хотелось знать. Прямо заклинило.