Midnight in Moscow

Я прибыл в МИД в середине дня, и меня проводили в большой конференц-зал, который Рябков часто использовал для встреч со мной. Русские уже сидели по одну сторону стола, и это был большой контингент как из МИД, так и из ФСБ. Рябков представил меня Беседе, который приветствовал меня широкой улыбкой и крепким рукопожатием. Сразу стало понятно, почему его называют бароном. Высокий и подтянутый, лет шестидесяти, Беседа выглядел как инвестиционный банкир в дорогом костюме. Он вел себя уверенно, но без явной угрозы. Ему не нужно было позировать: все знали, кто он и что собой представляет.

Беседа не говорил по-английски; его вторым языком был испанский, и в начале своей карьеры в КГБ он провел время на Кубе и в Центральной Америке. Рябков был хозяином и очень почтительно относился к своему высокопоставленному гостю из ФСБ. Он говорил по-русски, чтобы расположить к себе Беседу, что было неожиданностью, поскольку мы с ним обычно говорили по-английски во время наших встреч и телефонных разговоров. Рябков сказал, что Байден попросил об этой встрече, а я был его представителем, поэтому русские рассчитывали на то, что я буду вести дискуссию.

Я обратился к генералу Беседе, рассказав о предложениях, которые обсуждались в предыдущем году, и о заинтересованности Соединенных Штатов в изучении вопроса о том, может ли какое-либо из них, включая последнее предложение, на которое русские не ответили, стать основой для переговоров, которые приведут к освобождению Уилана и Рида.

Рябков задал несколько вопросов о том, как я охарактеризовал объем предыдущих обсуждений между О'Брайеном и Патрушевым и подтверждаю ли я окончательное предложение, сделанное О'Брайеном. Беседа в основном молчала, глядя на меня с заинтересованным, но не вполне заинтересованным выражением лица. Я сказал, что приехал, чтобы начать дискуссию, а не делать окончательное предложение. Мы снова и снова возвращались к серьезному характеру предполагаемого преступления Уилана (шпионаж). Они возражали против того, чтобы я использовал слово "предполагаемое", потому что Уилан уже был осужден, как и Рид. Беседа продолжал говорить очень мало и стал смотреть на часы.

Примерно через полчаса Беседа объявил, что сожалеет о том, что ему нужно уйти на другую встречу, но мы с Рябковым можем продолжить обсуждение. Выходя за дверь со своей свитой, Беседа сказал Рябкову и мне, что нет необходимости сообщать ему о том, что мы обсуждали после его ухода: "Я из ФСБ. Я буду знать, о чем вы говорили". Я засмеялся, как и Рябков, хотя его смех был скорее нервным. Я оценил чекистский юмор.

Обсуждение вопроса о задержанных фактически закончилось после ухода Беседы, и мы ничего не добились. У меня было не больше представлений о том, что русские могли бы предложить за освобождение Уилана и Рида, чем у меня было до встречи. Мы с Рябковым перешли к другим вопросам, связанным с деятельностью посольства США. Когда наша беседа завершилась, Рябков сказал, что я получу от них позже информацию о вопросах, которые мы обсуждали с генералом Беседой.

В понедельник я получил сообщение, что посол Ушаков хочет встретиться со мной на следующий день, чтобы обсудить американских заключенных. Когда мы встретились, я сказал Ушакову, что разочарован тем, что Беседа не хочет со мной общаться. Ушаков ответил, что проблема в том, что ФСБ не хочет вести переговоры с американским послом. Это не то, как они работают; они хотят говорить с высокопоставленными чиновниками из ЦРУ или ФБР, или с теми и другими. Я сказал Ушакову, что президент Байден назначил меня человеком, который будет говорить от его имени о задержанных американцах, и не ФСБ должна решать, кто будет говорить от имени американского президента. Ушаков сказал, что понимает мою точку зрения, но что он приложил все усилия, чтобы заставить российское правительство двигаться в этом направлении, и что руководство ФСБ будет играть ключевую роль в переговорах. Их участие в переговорах жизненно необходимо, и они не будут вести переговоры с послом; они будут вести переговоры только со своими коллегами из разведывательного сообщества США. Я сказал, что мне нужно будет проконсультироваться с Вашингтоном.

Я вернулся в посольство и позвонил послу Роджеру Карстенсу, специальному уполномоченному президента по делам заложников и бывшему офицеру спецназа армии США. Роджер был моим старым другом и одним из редких представителей администрации Трампа. Сообщение от Ушакова стало еще одной проблемой, наложившейся на и без того сложный и запутанный вопрос о несправедливо задержанных в России американцах. Нам нужно было проконсультироваться с Белым домом и руководством ЦРУ и ФБР, чтобы найти решение.