Из чисто-религиозных соображений так называемый (хотя совсем неправильно) «католицизм» мог бы довольно легко избежать фикции исторического Иисуса и стать на точку зрения Павла о происхождении евангелий, если бы он только нашел сегодня веру в себя без этой фикции, со своим мифологическим приятием отдающего себя в жертву во имя человеческой личности, бога. Однако, как церковь, в своем современном облике, католицизм держится и падает вместе с верой в историческое существование бога-спасителя, так как все иерархические притязания церкви и ее права на власть основываются на том, что исторический Иисус перенес на нее эти права на власть чрез посредство апостолов. Здесь «католицизм», как уже сказано, опирается на «традицию». Но он сам вызвал к жизни эту традицию, подобно тому, как иерусалимские священники создали традицию исторического Моисея, чтобы возвести к нему свои собственные притязания на власть. «Ирония мировой истории» в том, что именно эта традиция очень скоро поставила церковь в необходимость, из-за противоречия между своей собственной внешней властью и традиционным Христом, скрыть смысл традиции от народа и запретить мирянам чтение евангелий. Но еще более противоречивым и запутанным, чем положение «католической» церкви с ее чисто фиктивной теорией сущности евангелий, является положение протестантизма. У него не остается никаких других возможностей для утверждения своей религиозной метафизики, кроме истории, которая при беспристрастном рассмотрении, вместо того, чтобы привести к корням христианства, которые могли бы подвести под него фундамент, именно уводит от них.
Если это действительно для протестантской ортодоксии, то действительно и для той формы протестантизма, которая предполагает возможность сохранить христианство, освобожденное от метафизического освободительного учения (последнее «уже не современно»), т. е. для либерального протестантизма. Либеральный протестантизм остается и не хочет быть ничем иным, как только простой верой в то, что человек, родившийся 19 столетий назад в Палестине, был исторической личностью, благодаря своей образцовой жизни стал основателем Новой секты, в результате конфликта с властями был распят на кресте и должен был умереть, чтобы вслед за тем возвыситься до бога в сознании своих приверженцев-фантазеров; верой в «любящего бога-отца», так как Иисус верил в Него, верой в личное бессмертие человека, потому что последняя должна была быть предпосылкой появления Христа и его учения, в «несравненные» блага моральных правил поведения, так как о последних говорится в книге, возникшей под непосредственным влиянием «единственной» личности пророка из Назарета. Он основывает нравственность на том, что Иисус был таким хорошим человеком, и что поэтому долг каждого человека следовать наставлениям Иисуса. Но веру в Иисуса протестантизм основывает целиком и только на историческом значений евангелий, хотя, при более близком рассмотрении, он не может утаить, что предположение их историчности стоит всецело на глиняных ногах, и что, в сущности, мы ничего не знаем о Христе, не знаем даже, существовал ли он когда-нибудь; во всяком случае, нам не известно ничего, что могло бы иметь для нас относительное значение, и что мы не могли бы извлечь с таким же, если не большим успехом из других, менее сомнительных источников. Отрицание исторической личности Христа поражает протестантизм в самое сердце, как религию, а не только как церковь, подобно католицизму, и истинное религиозное ядро протестантизма состоит, в конце концов, только из пары звучных речей, нескольких разбросанных ссылок на метафизику, которая некогда представляла собой нечто живое, Но теперь опустилась до простой декорации для непритязательных умов, и по устранении своей сомнительной историчности — только из мутного, густого чада «утративших свою первоначальную основу чувствований», подходящих к каким угодно религиозным верованиям.