Читаем Миф о Христе. Том I полностью

Бог должен стать человеком, чтобы человек «стал богом», т. е. освободился от рамок своей смертности. Существующая в мире идея человечества сама должна быть божественной идеей, идеей божественности, и, таким образом, бог должен быть общим корнем и сущностью всех отдельных людей и вещей. Только тогда может человек добиваться своего слияния с богом и, благодаря осознанию своей надмирной божественной сущности, достигнуть освобождения от мира. Осознание человеком самого себя, своей истинной сущности само должно быть божественным сознанием. Человек, притом всякий человек, оставаясь только конечным явлением, индивидуальным ограничением, очеловечением бога, должен вследствие этого по мере возможности становиться богочеловеком, чтобы нравственной работой над собой «возродиться», как истинный богочеловек, и действительно составить одно целое с богом: эта идея устраняет все противоречия христианской догматики и сохраняет ядро ее учения об искуплении, не затемняя ее истинного смысла усвоением мифической фантастики или исторических случайностей, как это имеет место в христианстве. Если хотят, согласно существующему до сих пор способу выражения, продолжать называть божественную сущность человека, имманентную божественность — «Христом», то дальнейшее развитие религии должно заключаться только в сохранении и разрабатывании этого «внутреннего Христа», т. е. присущих людям духовно-нравственных тенденций, в сведении их к абсолютной божественной основе, но не в историческом воплощении этого внутреннего, человеческого жизненного ядра. Согласно этому, вся истинность богочеловека заключается в деятельности «Христа» в человеке, в деятельности его истинного «я», — духовной сущности его личности, в самовоспитании до уровня Личности на основе божественной сущности человека, но не на магическом влиянии да него чуждой ему божественной личности. Эта личность в основе своей — не что иное, как воплотившийся в историческом образе религиозный идеал людей, стремившихся таким способом убедиться в «истинности» этого идеала. Неверно, будто человеческому сознанию «присуще» созерцать свой идеал в очеловечившемся образе, и будто вследствие этого исторический Иисус неизбежен для религиозной жизни. Если бы это было верно, то религия совершенно не была бы в состоянии возвыситься над мифической сферой внешности и чувственной наглядностью своих богов, преодолеть ее и все глубже работать над своим содержанием, — что именно и является сущностью религиозного развития. Если бы это было верно, религия занимала бы только низшую область человеческой духовной жизни и была бы преодолена в тот самый момент, когда была бы понята фиктивность такого построения и превращения в самостоятельную сущность истинного собственного»"». Только христианству присуще стремление преобразить бога в человеке в бога вне человека, в «единую» личность исторического богочеловека, может быть, потому, что одной ногой оно еще стоит в религиозном натурализме и мифологии, и исторические условия в свое время побудили его к тому, чтобы предпринять это толкование и искажение понятия богочеловечности.

Жизнь мира, как жизнь бога; полное борьбы и страданий развитие человечества, как история божественной борьбы и страстей, мировой процесс, как процесс бога, который в каждом отдельном создании борется, страдает, побеждает и умирает, чтобы победить в религиозном сознании людей рамки смертности и уничтожить ее прежний триумф над всеобщими страданиями мира: вот в чем истина христианского учения об искуплении. В этом смысле обновить основную идею, из которой возникает христианство, и притом совершенно независимо от всяких исторических обстоятельств, это значит действительно вернуться к «исходной точке» этой религии. Напротив, протестантизм, отбрасывающий религию Павла и подымающий евангелие до основы своей веры, этим самым не идет вслед за развитием христианства к церкви, к первоистоку христианства, но застывает внутри этого развития и заблуждается сам, полагая, что сможет преодолеть церковь, с точки зрения евангелий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание
Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание

Барт Эрман, профессор религиоведения Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, доктор богословия, автор более двадцати научных и научно-популярных книг о Библии, жизни Иисуса и истории раннего христианства, свою настоящую книгу посвятил исследованию еврейских и христианских писаний, составивших Библию, которые рассказывают о Древнем Израиле и раннем христианстве. Автор рассматривает Писание с исторической и литературной точек зрения: пытается объяснить, почему оно сложно для во(приятия, рассказывает о ранних израильских пророках и пророках времен Вавилонского плена, о поэтах и сказителях Древнего Израиля и Посланиях Павла… Таким образом подводит к пониманию, что Библия играет ключевую роль в истории европейской цивилизации.

Барт Д. Эрман

Христианство / Религия
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика