Читаем Миф о Христе. Том I полностью

Что крест является не чем иным, как солнечным символом, становится ясно там, где мы имеем соединение простого равноконечного креста с косым крестом или перпендикуляр, соединенный с двумя перекрещивающимися линиями. В таком виде крест, как символ лучеиспускающего солнца, встречается на очень многих монетах и изображениях, связь которых с культом солнца совершенно несомненна, как, например, на монетах египетских Птоломеев, Августа и т. д. Здесь солнечный символ появился в результате слияния позднейшего античного культа солнца с культом императоров и царей. Более популярным, однако, является обыкновенный крест, то в виде равноконечного греческого креста, то в виде креста с удлиненной вертикальной чертой (латинского), то в виде косого андреевского креста, то в виде греческой буквы tau, то в форме так наз. «зеркала Венеры», где круг совершенно явно обозначает солнце, то в виде крючковатого креста-свастики, то в виде креста с ручкой («нильского ключа») и т. д. Из слияния нильского ключа с косым крестом и получилась знаменитая «монограмма Христа». Легенда утверждает, что крест этот введен в употребление Константином после пресловутого «видения», а христианские писатели, особенно католические, всячески стараются, наперекор фактам, сохранить такую версию происхождения «монограммы». Однако, и эта форма креста явно дохристианского происхождения. Прообраз ее, «старобактрийсвий крест» (Labarum), встречается на монетах бактрийского царя Иппострата (130 г. до Р. Х.), египетских Птоломеев, Митридата, на аттических тетрадрахмах и т. д.

После целого множества кропотливых исследований, особенно французских ученых, относительно происхождения креста не остается никаких сомнений в том, что в кресте мы имеем символ творческой сущности природы, символ воскресения и новой жизни, залог божественной благодати на земле и вечного блаженства в «жизни будущего века». В качестве такого символа крест встречается и на языческих гробницах и памятниках, которые раньше, вследствие присутствия на них креста, часто принимались за христианские. Употребление креста в таинствах и культах различных мистических учений как раз тем и объясняется, что в центре мистических культов стояло представление о воскресении или возрождении бога-спасителя. Вполне понятно, конечно, как досадно и неприятно было это открытие, сделанное еще ранними христианами.- Оказалось, что те условные знаки, которые христиане считали присущими только своей церкви, употребляются и язычниками. Тертуллиану ничего не оставалось, как объяснить это явление тем, что злые демоны побуждают язычников подражать христианским обычаям. На самом деле, крест гораздо старше христианства. Он был связан с культом древних богов жизни, олицетворявших рождение, расцвет и смерть, богов солнца и плодородия, умиравших и воскресавших. Именно в качестве душ умерших и воскресших божеств боги эти вошли в таинства благочестивых мистических братств древности. Однако, в естественных религиях древности представление о «душе» было всегда связано с представлением о «тепле», именно поэтому и солнце являлось верховным божеством, ибо оно, как первоисточник света и тепла, представлялось видимой «душой» мира. Не имеет ли крест, символ солнца и жизни, в своей простейшей форме какого-нибудь отношения к первоначальному образу огня, этой «первоосновы» всякого религиозного культа?


Знаменитая «монограмма Христа», изображение которой найдено на монетах императора Анфимия, относящихся к дохристианской эпохе.

Можно быть, конечно, различного мнения относительно того, что означает каждая отдельная форма креста. По Бюрнуфу и Шлиману, например, свастика означала «колыбель огня», т. е. ту деревянную крестообразную подставку, из которой в древности добывался огонь путем сверления в том самом месте, где перекрещиваются оба деревянных брусочка, тогда как, по распространенному ныне взгляду, свастика просто символизирует вращательное движение при добывании огня, на чем и основано также и ее значение в качестве символа солнечного круга. Ошар считает греческий крест в виде tau — сверлильной палочкой (pramanta), которой ведийские жрецы добывали огонь.

Средневековое христианское изображение богородицы Марии, несущей младенца Христа. (Это изображение, поразительно точно воспроизводящее индийскую символику огня, нарисовано на окне церкви в Жуй (департамент Марны во Франции).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание
Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание

Барт Эрман, профессор религиоведения Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, доктор богословия, автор более двадцати научных и научно-популярных книг о Библии, жизни Иисуса и истории раннего христианства, свою настоящую книгу посвятил исследованию еврейских и христианских писаний, составивших Библию, которые рассказывают о Древнем Израиле и раннем христианстве. Автор рассматривает Писание с исторической и литературной точек зрения: пытается объяснить, почему оно сложно для во(приятия, рассказывает о ранних израильских пророках и пророках времен Вавилонского плена, о поэтах и сказителях Древнего Израиля и Посланиях Павла… Таким образом подводит к пониманию, что Библия играет ключевую роль в истории европейской цивилизации.

Барт Д. Эрман

Христианство / Религия
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика