Читаем Миф о Христе. Том I полностью

Сам Павел вовсе не скрывал, что он видел Иисуса не очами телесными, а взором духовным. «Богу угодно было, — говорит он (Гал. 1, 16), — открыть во мне сына своего». Он настаивает на том, что «евангелие», которое он благовествует, «не есть человеческое», но что оно воспринято непосредственно от небесного Христа и девятого духа». Он, невидимому, не испытывал никакого интереса к личности Христа, к детальному изучению его жизни и учения. Когда он после трехлетнего странствования возвратился в Иерусалим, то за 14 дней своего пребывания там посетил лишь Петра и познакомился с Иаковом, нисколько не интересуясь остальными апостолами. Когда же через 14 лет он снова явился на апостольский «совет» в Иерусалим, то не учился у старейших апостолов, а, напротив, сам учил их и лишь стремился получить от них санкцию своей проповеди, выясняя с ними способы распространения евангельского учения и нисколько не интересуясь личностью исторического Иисуса.

Правда, тот Иаков, с которым Павел познакомился в Иерусалиме, назван в посланиях «братом господа». Таким образом, тут можно видеть указание на существование исторического Иисуса. Однако, выражение «брат» могло и в данном случае, как и В других местах евангелия, обозначать последователя и сторонника учения Иисусова. Ведь, члены религиозных общин в древности имели обыкновение называть себя «братьями» и «сестрами». В первом послании к коринфянам (9, 5) говорится: «Или не имеем мы (т. е. Павел и Варнава) власти иметь спутницей сестру, в качестве жены, как и прочие апостолы, и братья господни и Кифа». Здесь становится совершенно ясным, что выражение «брат и сестра» означает вовсе не кровное родство, а последователей учения Иисуса, членов христианской секты. Иероним попал в точку, когда он писал: «Иаков назывался «братом господа» потому, что он отличался сильным характером, несравненным благочестием и необычайной мудростью». Остальные апостолы тоже назывались «братьями»; он же назывался так именно потому, что ему доверил господь при расставании своем сыновей матери своей (т. е. членов иерусалимской общины)». Да и каким образом Павел мог встретиться с кровным братом Иисуса, того самого Иисуса, о котором он, как это дальше выяснится, сумел сообщить нам только мифические сведения? С чисто психологической точки зрения, немыслимо рассматривать выражение Павла «брат господа», как доказательство исторического существования Христа, если сами богословы со второго столетия до нынешнего дня не сумели прийти к единому мнению относительно этого выражения, как и относительно характера того «родства», которое существовало между Иисусом и Иаковом[37]. Впрочем, если принять во внимание, что во втором столетии во враждебных учению Павла кругах появилось сильное стремление возвеличить Иакова, главу иудейских христиан в Иерусалиме, и всячески подчеркивать его близость к Иисусу (напр., у Гегезипппа, в мнимых «посланиях Климента», в «евангелии назареев» и т. д.), то возникает серьезное сомнение относительно упомянутого Выражения: не является ли оно позднейшей вставкой в тексте послания к галатам, сделанной для того, чтобы в уста -самого Павла вложить подтверждение кровного родства между Иаковом и Иисусом?

Родители Иисуса отнюдь не были историческими личностями, не иначе обстоит дело с его братьями и сестрами. Нигде и никогда Павел не ссылается на рассказы «брата» или апостолов Иисуса, что обязательно должно было бы случиться, (если бы они больше Павла знали о Христе. «Нигде и никогда, — как с полным правом указывает Кальтгоф, — Павел не подкрепляет даже самых резких своих полемических выступлений против ревнителей закона ссылкой на исторического Иисуса. Он делает все свои богословские заключения и выводы без всякого упоминания об историческом Иисусе, он возвещает в своих посланиях евангелие о Христе, но отнюдь не такое евангелие, которое дошло до него от человеческой личности Иисуса, хотя бы через вторые или третьи руки».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание
Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание

Барт Эрман, профессор религиоведения Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, доктор богословия, автор более двадцати научных и научно-популярных книг о Библии, жизни Иисуса и истории раннего христианства, свою настоящую книгу посвятил исследованию еврейских и христианских писаний, составивших Библию, которые рассказывают о Древнем Израиле и раннем христианстве. Автор рассматривает Писание с исторической и литературной точек зрения: пытается объяснить, почему оно сложно для во(приятия, рассказывает о ранних израильских пророках и пророках времен Вавилонского плена, о поэтах и сказителях Древнего Израиля и Посланиях Павла… Таким образом подводит к пониманию, что Библия играет ключевую роль в истории европейской цивилизации.

Барт Д. Эрман

Христианство / Религия
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика