Годы перестройки позволили некоторым обиженным начать административную контратаку. В октябре 1987 г. в Институте истории естествознания и техники АН СССР был проведен «круглый стол», где выступило 35 физиологов, философов, историков науки, психологов. Они резко критически отозвались о «Павловской сессии», считая, что она принесла неисчислимые беды не только физиологии, но и многим другим направлениям, в том числе самому павловскому учению о высшей нервной деятельности[418]
. Странно, но их материалы не содержат науковедческой оценки этого вопроса, а выдержаны опять в духе "не читал, но осуждаю". А ведь для того, чтобы сделать такой вывод, требуется провести тщательное науковедческое исследование с использованием индекса цитирования и т.п.Но не все ученые следовали идеологической моде. Попытка позитивно оценить Павловскую сессию была предпринята в 1988 г. в книге «Физиологические науки в СССР»[419]
. С этой попыткой не согласились Григорьян и Ярошевский. Ну, не согласились и не согласись — в науке много мнений. Но обращает внимание стиль их несогласия — для критики книги был использован административный ресурс антисоветизма. Они опубликовали свою статью не в научном физиологическом журнале, а в идеологическом журнале "Коммунист"[420].Почему именно Павлов был выбран объектов поклонения? Для того есть все основания. Мне нет необходимости характеризовать Павлова как выдающегося ученого. Это уже сделано в сотнях томов. Здесь мне хотелось лишь обратить внимание читателя на несколько деталей, связанных с репрессивным давлением на ученых.
Важнейшей проблемой павловского наследия считалась проблема наследования приобретенных признаков и превращение условных рефлексов в безусловные. Вначале Павлов считал, что условные рефлексы могут передаваться по наследству, но после критики ряда видных генетиков, в особенности Н. К. Кольцова, Павлов поручил проверку опытов Н. П. Студенцова другому своему сотруднику — Е. А. Ганике. По свидетельству Кольцова, работы Ганике убедили Павлова в неверности гипотезы наследования условных рефлексов, и он отказался от нее. Однако результаты, полученные Ганике, не были опубликованы. Правда, М. Л. Левин в 1927 г. опубликовал письмо Павлова, в котором сообщалось, что проверка не подтверждает первоначальных предположений о наследственной передаче условных рефлексов и он "не должен причисляться к авторам, стоящим за эту передачу". Эти поступки связаны с тем, что кристальную нравственность Павлов считал неотъемлемым условием лабораторной работы. Авторитет Павлова как ученого, непоколебимо преданного высшим научным нравственным ценностям, был признан и теми физиологами, которые придерживались иных научных моделей.
В 1928 г. на III съезде физиологов была доложена работа, выполненная Н. А. Голубевым в лаборатории одного из учеников Павлова И. С. Цитовича. По мнению Голубева, ему удалось показать наследование условных рефлексов у морских свинок. Эта работа прошла фактически незамеченной. И вплоть до 1948 г. вопрос о наследовании приобретенных признаков поведения в отечественных исследованиях, насколько известно, не поднимался. Более того, в "Очерках по истории физиологии в России", опубликованных в 1946 г. Х. С. Коштоянцем (также учеником Павлова), говорилось, что И. П. Павлов согласился с возражениями генетиков против опытов Студенцова[421]
.Западные ученые с огромным пиететом произносили имя Павлова. На Западе нет ни одного учебника по физиологии или психологии, где бы учение Павлова не излагалось как классическое По данным цитат индекса Ю. Гарфилда, даже сегодня цитируемость этих трудов находится на уровне цитируемости Нобелевских лауреатов наших дней[422]
.Многие положения Павлова, повлиявшие на прогресс мировой науки, долгое время пребывали в забвении в СССР. Достаточно напомнить о принципе саморегуляции поведения и самообучаемости живой системы, на которые Н. Винер в своей «Кибернетике» ссылается, упоминая Павлова, как на стержневой для этой науки и который в те годы практически не разрабатывался отечественными учеными[423]
. Однако Павловская школа не была единственной в советской физиологии.Итак, основной вывод из рассмотрения фактического материала связанного с Павловской сессией состоит в том, что основное ее острие было направлено против монополизма Орбели в науке. Павлов был лишь орудием этой идеи.
О том, что Павлов не выступал против генетики свидетельствует тот факт, что он распорядился поставить в своей лаборатории в Колтушах бюст основоположника генетики Менделя и т.д.