Солженицын пишет, что жили они в «глинобитной землянке», но где тогда умещались все дети? И как это женщины выходили замуж за бомжей из «землянки»? А они и не выходили за бомжей. Солженицын, противореча сам себе, пишет в «Телёнке», что его отец Исак имел несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец. И это – бедность?! Кстати, «землянка» сохранилась до наших дней: по словам директора саблинской школы Г. Смородина, это – «запущенная старинная рыжего кирпича двухэтажная постройка с высокими некогда изящными окнами» [298; с. 11]. Семён, по всей видимости, арендовал землю.
Сын Семёна от первого брака Исаакий родился 6 (18) июня 1891 года. Закончив пятигорскую гимназию, поступил в Харьковский университет, в 1912 перевёлся в Московский. Откуда, интересно, в «землянке» взяли деньги на учёбу только одного ребёнка, а их было целых семь?
Стоп. Итак, Солженицын происходил из крестьян. Ложь. Напомню, русское общество делилось на сословия. Это было не аморфное деление, а жёсткое кастовое общество. Соответственно, были и сословные учебные заведения. И не мог сын крестьянина поступить в гимназию и потом в университет. А что касается гимназии, то это – чисто дворянское учебное заведение. Солженицыны были дворянами.
После революции (по понятным причинам) все стали происходить из «рабочих» и «крестьян», а о «мелочах», типа гимназии или семинарии, забылось. Но именно на «мелочах» всех и ловят.
По окончании артиллерийских курсов Исак ушёл на фронт (был описан Солженицыным в романе «Август Четырнадцатого» под именем Исаака Лаженицына). Стал подпоручиком (а тогда все офицеры были дворянами). Весной 17-го получил возможность приехать домой, познакомился с Таисией Захаровной Щербак. Её отец арендовал 2 тыс. десятин и имел 20 тысяч овец. И этот богач выдал дочь за бомжа! Во чушь!
Своего сына Исаак и Таисия назвали Александром, крёстной матерью стала некая Мария Васильевна Кремер [298; с. 13]. Видимо, крещёная в православие немка.
В середине 20-х Таисия с сыном переехала в Ростов, где стала работать стенографисткой и машинисткой в ростовской милиции, а потом в облисполкоме [298; с. 15]. В сентябре 1926 Солженицын пошёл в Покровскую школу им. Зиновьева, где получил кличку «Морж» [298; с. 16]. Дружил с Николаем Виткевичем, с которым будет дружить всю жизнь.
В 1936 году Солженицын окончил школу с золотой медалью и поступил на физмат Ростовского университета. Виткевич так же туда поступил. (В скобках замечу, что в журнале «Студенческий меридиан» в № 7 за 1990 год была опубликована статья Иосифа Гегузина «Студенческие годы Александра Солженицына», в которой была воспроизведена фотокопия аттестата, выданного 22 июня 1936 года на имя Солженицына Александра Исааковича, а на следующей странице – заявление от 8 июля с просьбой о зачислении в университет – там он уже стал Исаевичем.) В университете Солженицын знакомится с Натальей Алексеевной Решетовской. У Решетовской уже был ребёнок от первого брака.
Начало «Великого служения»
«Я, – пишет Солженицын в «Архипелаге», – вспоминаю третий курс университета, осень 1938 года. Нас, мальчиков – комсомольцев, вызывают в райком комсомола раз и второй раз и, почти не спрашивая о согласии, суют нам заполнять анкеты: дескать, довольно с вас физматов и химфаков, Родине нужней, чтобы шли вы в училище НКВД. Годом раньше тот же райком вербовал нас в авиационное училище. И мы тоже отбивались, но не так стойко, как сейчас… Всё же кое-кто из нас завербовался тогда. Думаю, что если бы очень крепко нажали – сломали б нас всех». И в первом, и во втором случае речь шла о направлении в училища по путёвкам комсомола. Солженицын пишет о «вербовке в авиационное училище». Но между «вербовкой» в авиационное училище и вербовкой в училище НКВД – большая разница.
В советское время при каждом вузе существовали кураторы из «органов» и ясно, что Управление НКВД согласовывало список кандидатов-студентов с куратором. Более того, в
Придя в НКВД, Солженицын пишет, что его «почти не спрашивали». «Почти не спрашивали» означает только одно: спрашивали, и он дал согласие. Иначе бы, в случае отрицательного ответа, ему бы не дали заполнять анкеты.
Вопрос: зачем он всё это написал? Да потому, что постоянно ходили слухи о его связях с НКВД. И он решил написать: вот, мол, хотели завербовать, а я, такой молодец, отказался. Кстати, Солженицын прямо не пишет, дал ли он согласие или нет. Но этот «прямой ответ» и не нужен… Кстати, Солженицын не пишет, кто из студентов был в НКВД вместе с ним.
А был ли завербован Виткевич? Он категорически заявил, что «его туда никто не приглашал» и он даже не знал о предложении, сделанном Солженицыну [298; с. 24]. Врёт, как это будет ясно из дальнейшего.