Миф о «застое»

Дав согласие на сотрудничество с НКВД (или на работу в НКВД?), Солженицын обрёл «старших товарищей», которые вели его по жизни. Летом 1939 г. Солженицын, Виткевич и Кирилл Симонян как медалисты без экзаменов поступили на заочное отделение Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Но ведь в то время для поступления на заочный факультет требовалась справка с места работы. С КАКОЙ работы, ведь ребята ещё учились в Ростовском университете? Вопрос риторический. Им помогли поступить.

В 1940 г., на четвёртом курсе, Солженицын стал получать Сталинскую стипендию; тогда в университете было только восемь сталинских стипендиатов.

Закончив Ростовский университет, он едет в Москву на экзамены в МИФЛИ. В Москву он прибыл 22 июня 1941 года. Решетовская пишет: «Многие студенты МИФЛИ записывались добровольцами, а Санин военный билет остался в Ростове. Надо возвращаться» [298; с. 28]. Ещё одна странность: дело в том, что в те годы военные билеты представляли собой удостоверение личности только офицерского состава, а рядовые имели «Красноармейские книжки». У Солженицына такой книжки быть не могло, т. к. до этого он в армию не призывался. Но был военный билет. Откуда? Он был офицером НКВД?

18 октября 1941 года Солженицын был призван Морозовским РВК г. Ростова. Но был направлен не на передовую, где была страшная нехватка офицеров, а в Отдельный Гужтран-спортный батальон Сталинградского военного округа, т. е. далеко в тыл [298; с. 29]. Почему, Солженицын не пишет, зато пишет Решетовская: «Саня был ограниченно годен к военной службе», так как у него на руках имелась справка и «Он даже немного постарался получить эту справку» [298; с. 30]. Тут одно из двух: либо помогли «органы», либо дал врачу денег. Возможно как первое, так и второе: если бы Солженицына отправили на фронт и там бы убили, то «органы» нашли бы другого «Солженицына».

14 апреля 1942 году он получил направление в Третье Ленинградское артиллерийское училище, которое было эвакуировано в Кострому. Через 7 месяцев училище было окончено и 1 ноября 1942 года ему было присвоено звание лейтенанта, а 5 ноября его зачислили в 9-й Запасной разведывательный артиллерийский полк (ЗРАП). Следовательно, закончив училище, Солженицын направляется не в артиллерию, а в артиллерийскую разведку. Ясно, не без помощи «кураторов».

5 декабря, по прибытии в Саранск, он назначается командиром батареи звуковой разведки 794-го ОАРАД (Отдельного армейского разведывательного артиллерийского дивизиона).

Попадает же на фронт Солженицын только в середине войны: 13 февраля 1943 г. его батарея из Саранска была доставлена в район Старой Руссы и включена в состав 13-й артдивизии 1-й Ударной армии Северо-Западного фронта, но в мае дивизия была переброшена на 1-й Белорусский.

Весной 1944 года он получает отпуск – во время войны! Как? – Солженицын умалчивает. Был в Ростове, потом в Москве. Видимо, это был не отпуск, а командировка в Москву. Зачем? Хотел встретиться с женой, заехал в Ростов, но она несколько недель назад уехала в эвакуацию в Алма-Ату. Узнав, что Наталья приехала назад в Ростов, что же делает Солженицын? Он посылает в Ростов своего адъютанта Илью Иосифовича Соломина. Зачем? Передать письмо? Нет.

Решетовская: «Он привёз гимнастёрку, кожаный пояс, погоны и звёздочку. Дата выдачи красноармейской книжки свидетельствовала, что я уже некоторое время служила в части. Было даже отпускное удостоверение» [298; с. 38]. Итак, с неизвестно как полученными документами Соломин привёз Решетовскую прямо в постель к «борцу за права человека». Много ли офицеров привозили к себе жён на фронт? Думаю, один Солженицын.

Самострел или Арест по договорённости

Исследователь творчества Солженицына Владимир Бушин пишет, что Солженицын сам спровоцировал свой арест, так как он боялся, что после разгрома немцев начнётся война с американцами [301; с. 159]. Да, возможно, до Солженицына – сотрудника разведки – доходили какие-то сведения о возможности такой войны (может, о плане «Немыслимое»). Ну и что? С чего это Солженицын взял, что если на этой войне он не был на передовой, то на следующей – обязательно будет идти в атаку? Он бы и тогда, вместе с женой, работал бы в разведке. Солженицын мечтал сесть в лагерь? Может, Солженицын был сам себе врагом? Нет, не был. Так что версия о «самостреле» и «самосаде» не выдерживает критики.

Но почему же она вообще появилась? Видимо, связано это с загадочностью и какой-то неправдоподобностью самого ареста.

Как-то так получилось, что на соседнем участке фронта воевал Виткевич. Они состояли в переписке. Первое письмо датировано 30 мая 1944 года [298; с. 39]. И началась переписка, но не «как дела – хорошо», а философско-политическая. Конечно, Виткевич и Солженицын прекрасно знали, что вся почта просматривается военной цензурой – треугольники даже не запечатывались. И что же они писали? В письмах они резко критиковали Верховное командование, ругали лично Сталина, политику правительства.