Миф о «застое»

Солженицын направлял письма аналогичного содержания и своим знакомым. Вот что вспоминает Симонян: «Письмо было таким, что если бы оно было написано не нашим приятелем Моржом, мы приняли бы его за провокацию. Именно это слово пришло нам с женой в головы. Посылать такие письма в конверте со штемпелем “Просмотрено военной цензурой” мог либо дурак, либо провокатор». Письмо противоречило всему облику их приятеля – его «извечной осторожности, трусости и его мировоззрению, которое нам было хорошо известно» [301; с. 151].

Но никаких мер контрразведка смерш не предпринимала – и это во время войны! Более того, эти письма цензура фотографировала в течение целого года!

И только 30 января 1945 года – т. е. за несколько месяцев до конца войны, когда советские войска уже были в Европе, было решено арестовать Солженицына.

«Я, ст. оперуполномоченный 4 отдела 2 Управления НКГБ СССР, капитан Госбезопасности Либин, рассмотрев поступившие в НКГБ материалы о преступной деятельности Солженицына Александра Исаевича, 1918 года рождения, уроженца г. Кисловодска, русского, беспартийного, с высшим педагогическим образованием, находящегося в настоящее время в Красной Армии в звании капитана, НАШЁЛ:

Имеющимися в НКГБ материалами установлено, что Солженицын создал антисоветскую молодёжную группу и в настоящее время проводит работу по сколачиванию антисоветской организации.

В письмах единомышленникам Солженицын критикует политику партии с троцкистско-бухаринских позиций, постоянно повторяет троцкистскую клевету в отношении руководителя партии тов. Сталина» [302; с. 333–34]. Далее приводятся отрывки из писем Солженицына Виткевичу с критикой Сталина. И в конце: «На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 146 и 158 УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ:

Солженицына Александра Исаевича подвергнуть обыску и аресту с этапированием в Москву для ведения следствия».

Чтобы понять, что эти письма представляли собой не критику «с троцкистско-бухаринских позиций» – это очень высокая оценка для них – а словесную белиберду, приведу небольшой отрывок из письма Виткевичу: «Я указал ей (жене), что всякие учения о трёх сторонах, пяти особенностях, шести условиях никогда даже не лежали рядом с ленинизмом, а выражают чью-то манеру считать по пальцам» [302; с. 334]. Только представьте: Солженицын пишет с фронта жене не «дорогая, как я соскучился», а ведёт спор об «условиях»… То же касается и Виткевича: когда фронтовику заниматься теорией? Абсурд! Показательно, что ответа жены не найдено.

Из Прокуратуры Постановление было передано в СМЕРШ, которую тогда возглавлял Абакумов. Отсюда 2 февраля 1945 года за подписью генерал-лейтенанта Бабича в СМЕРШ 2-го Белорусского фронта ушла секретная телеграмма № 4146 о необходимости ареста Солженицына. Контрразведка фронта отдала соответствующее распоряжение контрразведке 48-й армии и 9 февраля 1945 года на командном пункте 68-й Севско-Режицкой бригады в Восточной Пруссии в г. Вормдит Солженицын был арестован.

Вот как Солженицын описывает свой арест в «Архипелаге»: «Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, – и вдруг из неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно, хватаясь за звёздочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали (В два голоса? – А.С.): “Вы арестованы!”»

Прямо арест не капитана, а какого-то шибко опасного преступника! Представьте себе эту ситуацию. Одно из двух: либо ареста не было, либо он проходил несколько по-другому. О «другом» пишет Решетовская в книге «В споре со временем»: «Всё произошло неожиданно и странно. 9 февраля старший сержант Соломин зашёл к своему командиру с куском голубого бархата и сказал: “У меня ведь всё равно никого нет. Давайте пошлём в Ростов Наташе, блузка выйдет”». Как видим, обычные будни: командир и ординарец заняты обычным тогда делом: как использовать трофейные вещи. Далее: «В этот момент вошли в комнату двое. Один говорит: “Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны”. Его увезли. Больше я его не видел» [301; с. 139].

Как видим, никаких хватаний в десять рук. Зачем Солженицын врёт? Чтобы показать «ужас» сталинизма; ведь читать будут его, а не Решетовскую.

Но и в двух версиях ареста нет сцены обыска, обязательного при аресте. Солженицына просто арестовывают и увозят. А ведь за время отсутствия Солженицына в его вещах могли «найти» всё что угодно – от «Майн Кампф» до наркотиков.

По словам Солженицына, в контрразведку 48-й армии его доставили после полуночи и только там был составлен протокол обыска. У Солженицына были изъяты поразительные вещи: портрет Троцкого, портрет Николая II, дневник [302; с. 343]. Скажите, читатели, вы носите с собой портрет – даже не Николая – Путина или Медведева? Более того, в те годы портреты Троцкого, а, тем более, Николая, не производились и в книгах их не было. Вывод: доказательства преступления специально готовились или даже были вынуты из стола следователя.