Обнаженный, Филипп уселся на край кровати и озадаченно заморгал.
– Это мне?
– Попробуй, примерь, Хочу взглянуть, подойдет ли.
Пожав плечами, Филипп натянул свитер на голое тело.
– Ну как, впору? – спросила я. – Вязать-то пришлось наугад.
– Похоже, да.
Разгладив толстую, золотисто-багряную с крапинками синили, октябрьских оттенков шерсть, он дернул за нитку, выбившуюся из вязки у подола.
– Ну вот, – вздохнула я, сдвинув брови. – Ничего, сейчас поправлю.
– Прекрасный свитер. Спасибо. Я и не знал, что ты умеешь вязать.
Я спрятала кончик нити и одернула свитер, проверяя, как он сидит на широких плечах Филиппа.
– Впору! – с радостным смехом воскликнула я. – Сидит, как влитой! Удобно?
– Ага. Просто прекрасно.
Сняв обновку, Филипп оделся полностью: белая футболка, рубаха синей фланели и, наконец, свитер.
– А ведь когда-то у меня был похожий, верно?
– Был, – подтвердила я. – Идем. Я проголодалась.
Рука об руку отправились мы в тот самый персидский ресторанчик, отведали курицы, тушенной в гранатовом соусе с толченым грецким орехом, запили все это вином цвета бычьей крови. А после, по дороге домой, неспешно шагая мимо закрытых магазинов, приостановились у витрины с несколькими картинами: одна из располагавшихся неподалеку галерей устраивала выставку работ немецкой художницы из молодых, о которой мне доводилось читать.
– А ты думаешь здесь выставляться? – спросил Филипп. – То есть не в этой галерее – в Берлине вообще?
– Не знаю. На самом деле, я не слишком об этом задумывалась.
Сказать по правде, до этой самой минуты о выставках я не задумывалась вовсе.
– Но… да, вполне возможно, и выставлюсь. Если Анна сумеет все организовать.
Анна владела собственной галереей в Кембридже.
Продолжать разговор Филипп не стал, и мы направились к дому. Однако, вернувшись в мою квартиру, он принялся оглядывать все вокруг. Заглянул в мою студию, пригляделся к начатому холсту на мольберте, к набросанным вчерне контурам обнаженного дерева, строительных лесов, пустой чаши фонтана…
– Непохоже на прежние, – заметил он, осмотрев все углы, и, ничего больше не обнаружив, с облегчением перевел дух.
Другие картины – те, что я рисовала с него, – еще не прибыли. Сам он о них ни словом не заикнулся, вот я и не сказала, что они едут в Берлин малой скоростью.
Мы снова отправились в спальню. После он крепко уснул, а я включила небольшую прикроватную лампу, направив свет так, чтобы не разбудить Филиппа, и принялась разглядывать его, спящего. Нет, за карандаш с бумагой браться даже не подумала, просто смотрела. Смотрела на мерно вздымающуюся грудь, и на заметно поседевшую после той, прошлой встречи щетину, и на густые черные ресницы, окаймлявшие смеженные веки, и на чуть кривоватые губы… Я понимала: скоро он от меня уйдет. Уйдет, и уж на этот-то раз не вернется.
Изменилось бы что-нибудь, если бы он в эту минуту проснулся и увидел меня, если б хотя бы раз увидел меня вот так наблюдавшей за ним? Интересно, остался бы он после этого прежним? Осталась бы прежней я?
Долго смотрела я на него. Смотрела, раздумывала, и, наконец, устроилась рядом, свернулась клубком и тоже уснула.
Наутро, позавтракав, мы отправились бродить по городу, точно туристы. Не видевший Берлина многие годы, Филипп удивлялся всему вокруг. И мрачному запустению Александерплац, где кроме дюжины подростков с неоново-яркими ирокезами, с кудлатыми дворняжками на поводках, сидевших вокруг пустой чаши фонтана, не оказалось ни души; и строительным кранам повсюду, куда ни взгляни; и толпам американцев с японцами у Бранденбургских ворот; и поразительно изящным граффити, украшавшим камни мостов через Шпрее, словно сам город, едва пробудившись от сна, поспешил записать на них свои грезы…
– Похоже, тебе здесь хорошо, – сказал он, с улыбкой потянувшись к моим волосам.
– Мне и вправду здесь хорошо, – подтвердила я. – Не идеальное место, но все же…
– Но все же вполне для тебя подходящее. Пожалуй, сюда я еще вернусь.
С этим он на время умолк, а после продолжил:
– Только не будет меня довольно долго. Поездка в Дамаск – два месяца. Потом ко мне присоединится Дебора, и мы с ней отправимся попутешествовать. Давно замышляли, да все не складывалось. А теперь она уже и домик нам подыскала – какую-то виллу в Монтеварки.