Мифы и легенды Китая

Деревня опустела, в ней остался лишь тот старик. Вечером и впрямь появилось чудовище Нянь. Оно по-хозяйски ворвалось в деревню. Внезапно послышались взрывы петард. Услышав их, Нянь испугался так, что стал бегать из стороны в сторону. Кроме взрывов петард, в деревне раздавались гром гонгов и барабанов, был слышен стук кухонного ножа. Нянь был в большой растерянности! Но все ужасы только начинались. Он заметил, что на каждом доме наклеены красные парные надписи, а на поперечных балках висят красные фонари. Эти фонари так ярко освещали деревню, что вечер казался днем. Громкий шум, красный цвет и яркое пламя так напугали чудовище, что у него задрожали ноги. Тут дверь одного из домов распахнулась, и оттуда вышел одетый в красный халат седой старик. Нянь в ужасе убежал. Оказалось, что старик был небожителем, который пришел помочь людям прогнать чудовище.

Чудовище Нянь

На следующий день люди вернулись домой и увидели, что их деревня осталась в целости и сохранности. Они заметили остатки петард, парные полосы красной бумаги с иероглифами на дверях и красные фонари. Люди поняли, кем был старик, и узнали о трех вещах, которые могут прогнать ужасное чудовище Нянь: громкий шум, красный цвет и огонь. С тех пор и по сей день в канун Нового года люди приклеивают парные полосы красной бумаги с новогодними пожеланиями на двери домов, украшают улицы городов и свои жилища красными фонарями, надевают яркую красную одежду, взрывают петарды и запускают фейерверки. В каждой семье зажигают светильники и бодрствуют до самого утра. Чудовище Нянь больше не осмеливается приходить к людям и тревожить их. Эти обычаи передавались из поколения в поколение и стали традициями китайского Нового года.

Интересные традиции китайского Нового года

Чуньцзе – самый торжественный праздник Китая. Традиционно китайский Новый год начинается двадцать третьего числа двенадцатого месяца по лунному календарю и продолжается до пятнадцатого числа первого месяца (до Праздника фонарей). Чуньцзе богат различными традициями.

Двадцать третье – мажем рот Цзао-вану[63],

Двадцать четвертое – убираем дом,

Двадцать пятое – жарим дофу,

Двадцать шестое – тушим баранину,

Двадцать седьмое – режем кур,

Двадцать восьмое – месим тесто,

Двадцать девятое – готовим пампушки,

Тридцатое – всю ночь не спим,

Первое – гуляем и веселимся.

В этой народной песне отражены основные традиции праздника Чуньцзе. Сейчас люди упростили многие из них. Как правило, в Новый год все члены семьи собираются за обильным праздничным ужином, общаются и смотрят ежегодно транслируемую Центральным телевидением Китая передачу.

Почему во время праздника Дуань-у китайцы едят цзунцзы и проводят гонки на лодках в виде дракона

Пятое число пятого месяца – праздник Дуань-у

Едим цзунцзы, посыпаем их сахаром,

Спускаем на воду драконьи лодки.

(Китайская народная песня)

Дуань-у[64] считается традиционным китайским праздником.

В этот день китайцы едят цзунцзы[65] и наблюдают за соревнованиями по гребле на лодках в виде дракона. История этих традиций насчитывает несколько тысяч лет. Как же они появились?

Больше двух тысяч лет назад в период Сражающихся царств многие соперничавшие государства вели ожесточенные войны, боролись за территорию и население. В те времена на юге Китая существовало небольшое царство Чу. При дворе чуского правителя служил министр Цюй Юань, который стремился к процветанию своей родины. С самого начала правитель царства Чу доверял ему и во всем прислушивался к его мнению. Цюй Юань провел ряд реформ, затронувших интересы старой аристократии, которая возненавидела его и постоянно пыталась оклеветать перед правителем царства Чу. Когда сплетничал один человек, правитель не верил ему, но когда стали злословить многие, он принял их слова за истину и, разгневанный, отстранил Цюй Юаня от должности, сослав его в Цзяннань.

Цюй Юань всей душой стремился служить родине, но не мог воплотить это стремление, поэтому очень страдал. В ссылке он написал немало торжественно-печальных произведений: поэму «Лисао» («Скорбь изгнанника»), «Девять сочинений», «Вопросы к Небу» и другие. Он со скорбью и возмущением восклицал в «Лисао»: «Дышать мне тяжко, я скрываю слезы, // О горестях народа я скорблю. <…> За то, что сердцу моему любезно, // Хоть девять раз я умереть готов»[66].