Мифы и загадки Октября 1917 года

Возмущаясь злоупотреблениями местных руководителей своим властным положением, заместитель наркома труда В. П. Ногин в своем выступлении на VIII съезде партии откровенно говорил: «Мы получили такое бесконечное количество ужасающих фактов о пьянстве, разгуле, взяточничестве, разбое и безрассудных действиях со стороны многих работников, что просто волосы становились дыбом, когда мы слушали то, что нам рассказывали представители Чрезвычайных комиссий… Мы эти материалы не публиковали. Но имеется такое колоссальное количество фактов об отдельных товарищах, что опубликовать многое надо было бы. Если мы не примем самых решительных постановлений, то немыслимо будет дальнейшее существование партии».

Поддерживая его, редактор газеты «Беднота» Л. С. Сосновский на том же съезде говорил: «Когда мне пришлось объезжать провинцию с поездом имени Ленина, я увидел, что у нас есть склады книжные, есть кинематограф, но одного нет: надо было иметь арестантский вагон и целые исполкомы и комитеты погружать и везти в Москву».

Эти замечания поддержал и Г. Е. Зиновьев, заявивший на съезде: «Нельзя скрывать на съезде того факта, что местами слово «комиссар» стало бранным, ненавистным словом. Человек в кожаной куртке… в народе стал ненавистным».

Эти выступления становились доступными для значительной части населения страны. Мой отец, работавший в то время в Баку на телефонной станции, получил для прочтения стенограмму съезда партии. Тогда ему было 18 лет и он был членом подпольной организацию РКП(б) в Азербайджане. Пока он читал стенограмму, началась облава, организованная муссаватистской полицией. Отец спрятал стенограмму, а после того, как облава кончилась, смог дочитать весь текст. Если такие стенограммы попадали даже в муссаватистский Азербайджан и их могли прочесть молодые большевики, то нет сомнения в том, что выступления на съезде партии, в которых клеймились злоупотребления властей, становились широко известны в Советской стране.

Такого широкого простора для критики власть имущих не знала ни дореволюционная Россия, ни области, захваченные белыми армиями. Накануне 1917 года депутаты царской Думы осмеливались высказывать лишь туманные намеки на «темные силы», угрожающие прочности престола, но избегали говорить о реальных проблемах страны и предъявлять конкретные претензии к власть имущим. Критиковать разложение армии, эгоизм правящих верхов, их тупость и ограниченность Деникин и Шульгин решились лишь на страницах своих мемуаров, выпущенных после Гражданской войны. Но эти разоблачения уже не имели практического значения. За критикой же злоупотреблений среди советских начальников обычно следовали оргвыводы. Не ограничиваясь отдельными личностями, центральные органы партии выявляли пороки, типичные для лиц, облеченных властью.

В сентябре 1920 г. ЦК РКП(б) обратился с письмом, в котором говорилось: «Центральный комитет не мог не отметить того, что часть товарищей, претендующих на звание ответственных работников, на деле совершенно отрываются от партийной работы, не встречаются с широкими кругами рабочих, замыкаются в себе, отрываются от масс. Эти товарищи перестают хорошо исполнять и советскую работу. Постепенно они начинают относиться к своим обязанностям бюрократически и формально, вызывая этим справедливые нарекания со стороны рядовых рабочих. Громадное значение имеет также то материальное неравенство в среде самих коммунистов, которое создается сознательным и бессознательным злоупотреблением своей властью со стороны этой части ответственных работников, не брезгующих тем, чтобы установить для себя лично и для своих близких большие личные привилегии».

Борьба против разложения и злоупотреблений велась разными способами, в том числе с помощью «партмаксимума». Простые люди в России видели очевидную разницу в положении советских начальников и верхов в дореволюционной и белой России. Они знали, что «проштрафившихся» начальников могут убрать, не дожидаясь очередной чистки среди советского или партийного аппарата. Они знали, что у советских наркомов нет усадеб и заводов, а нарком продовольствия Цюрупа падал в голодный обморок во время совещаний по проблемам снабжения продуктами населения страны. Не только речи, но даже внешний вид советских руководителей, не позволявший отличить их от простых тружеников, их доступность для общения с рядовыми гражданами убеждали миллионы людей в том, что впервые у власти в России оказались люди, живущие жизнью народов страны и отстаивающие их интересы. Поэтому на вопрос крестьян: «Кто такое Ленин?», Сергей Есенин «тихо ответил: «Он – вы».