Помимо великого князя Николая Михайловича одобряли убийство и другие члены императорской семьи. Боханов замечает: «Еще не зная подробностей и того, что в убийстве замешан брат Дмитрий, Великая княгиня Мария Павловна (младшая) 19 декабря писала своей мачехе, княгине О. В. Палей: «Со вчерашнего утра весь Псков… чрезвычайно взволнован известием об убийстве Р., но подробностей мы никаких не знаем, и даже штаб не имеет никаких подробных сведений. Страшно интересно узнать, кто это сделал и как всё произошло: напиши мне хоть два слова. Письмо, чтобы не посылать по почте, можно отослать с тем же санитаром, которого я посылаю сейчас в Петроград. Сколько народу по всей России перекрестились, узнав, что больше нет этого злого гения…»
Эти свидетельства показывают, что сомнений в правоте действий Юсупова, Пуришкевича, великого князя Дмитрия, врача Лазаверта не возникало ни у лиц из высшего общества, ни у вождей Государственной думы. Даже если Распутин оказывал протекцию другим лицам и любил пьяные оргии, в чем его обвиняла молва, за это не казнили. Тем более Юсупов и другие не имели права убивать Распутина без суда и следствия.
Впоследствии рассказ о жестоком и противозаконном самосуде служил поводом для того, чтобы поражаться физической силе и выносливости Распутина, которого не брали ни яд, ни пули. Подробное описание смерти Распутина было бы уместно в устах гиммлеровских палачей, совершавших опыты по умерщвлению людей. Между тем смакование деталей убийства Распутина на долгие годы стало любимым развлечением многих «знатоков истории». Возмущаясь байками о Распутине и «распутинщине», светское общество, а затем и значительная часть населения страны, не думали осуждать Юсупова и «юсуповщину». Князь, трусливо прятавшийся от боевых действий в тылу в годы войны, выглядел в этих рассказах героем. Такими же безупречными борцами за правое дело выглядели его сообщники бессарабский помещик Пуришкевич, доктор Лазаверт и великий князь Дмитрий Павлович.
Реакция российского общества доказывала крайнюю степень деградации представлений о праве, морали и человечности в российском обществе. Князь, купавшийся в богатстве и любивший роскошь, а также его сообщники могли рассчитывать на снисходительное отношение света и тех, кто жаждал подражать светской жизни. Распутин же воспринимался аристократами и подражателями высшим кругам общества как бешеный зверь, не достойный ни правового суда, ни элементарной жалости. Но могли ли в дальнейшем эти люди рассчитывать на соблюдение права, морали и человечности в отношении себя?
Как и рассчитывали заговорщики, убийство Распутина стало шоком для царственной четы. Хотя в своем дневнике царь называл убийц «извергами», никаких серьезных попыток разыскать и наказать их не предпринималось. Даже похороны Распутина были совершены тайно. Для этого были основания. Вскоре могила Распутина была осквернена. Неизвестно, задумывался ли царь о том, что пренебрежение к праву, морали и человечности, которые он не раз проявлял во время своего царствования, в частности, в январе 1905 года, на сей раз продемонстрировали его враги из высшего света, убив человека, который был ему близок и дорог, за то, что он спасал жизнь его сына?
Верхи России демонстрировали не только атрофию морали и человечности, но также интеллекта. Сиятельные князья, умевшие устраивать розыгрыши с переодеваниями или убийства с отравлением и стрельбой, оказались близорукими политиканами, не сумевшими просчитать последствия совершенного ими уголовного преступления. Надежды светских заговорщиков на то, что убийство Распутина даст монархии новый шанс для выживания, оказались несостоятельными. Убийство в доме на Мойке лишь ускорило крушение самодержавия.
Что случилось в феврале 1917 года?
Упомянутый выше генерал жандармерии А. И. Спиридович после долгого отсутствия в Петербурге записал 20 февраля 1917 года свои впечатления от бесед со знакомыми из Охранного отделения: «Положение дел – безнадежно. Надвигается катастрофа… Будет беда. Убийство Распутина положило начало какому-то хаосу, какой-то анархии. Все ждут какого-то переворота. Кто его сделает, где, как, когда – никто ничего не знает. И все говорят и все ждут». Казалось, претворялись в жизнь туманные стихотворные пророчества Александра Блока, написанные им в марте 1903 года: «– Все ли готовы подняться?/ – Нет, каменеют и ждут./ Кто-то велел дожидаться: / Бродят и песни поют».