Шульгин писал: «Царь встал и сказал несколько двусмысленностей по адресу Родзянко». В чем состояли эти «двусмысленности», Шульгин не пояснил. В ответ Родзянко сказал: «Ваше Величество, я ухожу в полном убеждении, что это мой последний доклад Вам». «Почему?» – спросил царь. Родзянко ответил: «Я полтора часа Вам докладываю и по всему вижу, что Вас повели на самый опасный путь… Вы хотите распустить Думу, я уже тогда не председатель и к Вам больше не приеду. Что же еще хуже, я Вас предупреждаю, я убежден, что вспыхнет такая революция, которая сметет Вас, и Вы уже не будете царствовать».
«Откуда Вы это берете?» – с явным раздражением спросил царь. Родзянко отвечал: «Из всех обстоятельств, как они складываются. Нельзя так шутить с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием, как шутят те лица, которых Вы ставите. Нельзя ставить во главу угла всяких распутиных. Вы государь, пожнете то, что посеяли». «Ну, Бог даст…» – невозмутимо ответил царь. «Бог ничего не даст, Вы и Ваше правительство все испортили. Революция неминуема».
Из беседы с Родзянко царь извлек вывод: Дума может стать неуправляемой. Поэтому на следующий день после беседы с Родзянко Протопопов вызвал Н. А. Маклакова, которому по приказу царя поручил подготовить проект указа о роспуске Думы. Шульгин вспоминал: «Маклаков составил проект, основная мысль которого заключалась в обвинении… Думы. Главная ее вина, с точки зрения царя, состояла в том, что она не увеличила содержания чиновникам и духовенству. Поэтому Государственная дума распускается до новых выборов 15 ноября 1917 года. Манифест кончался призывом царя к единению, чтобы послужить России».
На открывшейся 14 февраля сессии Государственной думы выступил Пуришкевич. Теперь убийца Распутина объявлял главным злодеем Протопопова. Пуришкевич утверждал: «Протопопов расправляется в тяжелую годину со всем русским народом, угашая в нем дух уважения к власти, дух веры в будущее, дух порядка. Нет названия тем, господа члены Государственной думы, которые подносят камень народу, просящему хлеба, которые занимаются политическим шантажом и, будучи одиозными всей России, остаются, тем не менее, твердо у кормила власти. Хорошо забыты уроки истории о том, что внутреннее спокойствие в каждой стране гарантируется не количеством пулеметов в руках полицейской власти, а честностью, распорядительностью правительства и степенью его предвидения назревавших событий… Настанет день – я чую его, – и солнце русской правды взойдет над обновленной родиной в час победы». Что готовил на сей раз Пуришкевич, чтобы избавить Россию от очередного «вождя темных сил»? Синильную кислоту, пули для пистолета «соваж» или холодное оружие? Но к тому времени на сцену выступили те, кто не собирался покорно ожидать переворота сверху.
На другой день после речи Пуришкевича и открытия сессии Думы в Петрограде началась серия забастовок в ответ на резкое повышение цен. Рабочие кузнечного цеха Путиловского завода потребовали повышения заработной платы на 50 %. Администрация отвергла это требование. Тогда рабочие остановили машины. В ответ администрация завода уволила рабочих кузнечного цеха под предлогом нехватки угля. Затем были закрыты другие цеха. Путиловский завод забастовал.
Тем временем волнения перекинулись на улицы Петрограда. 19 февраля возле булочных собрались толпы людей, требовавших хлеба. А его не было в продаже. 21 февраля отчаявшиеся люди стали штурмовать булочные и бакалейные лавки.
Трудовой конфликт на Путиловском заводе разрастался. 22 февраля администрация объявила об увольнении 40 тысяч рабочих завода. В ответ рабочие создали стачечный комитет. Однако царь не счел ситуацию угрожающей и отправился 22 февраля в Ставку в Могилев, уведомив Протопопова, что вернется в Петроград через неделю.
23 февраля на другой день после отъезда царя в Петрограде забастовало 87 тысяч рабочих на 50 предприятиях. Тогда Протопопов поручил командующему Петроградским военным округом генералу С. С. Хабалову объявить населению, что «хлеба хватит, а волнения вызваны провокацией».
Бастующие выходили на митинги и демонстрации. Керенский вспоминал: «На десятках заводов и фабрик состоялись митинги… По окончанию митингов рабочие устремились на улицы города. К полудню они заполнили Самсоньевский проспект, и отряды конной и пешей полиции оказались бессильными сдержать толпу. В два часа градоначальник Петрограда генерал Балк отдал приказ военному командованию подавить бунт».
На другой день 24 февраля бастовало уже 197 тысяч человек. Хабалов объявлял, что хлеба достаточно, но что, якобы, хлеб покупают, чтобы заготовлять сухари. Керенский вспоминал, что в тот день «тысячи рабочих двигались по направлению к Литейному проспекту, толпы людей собирались и в других районах города. В соответствии с планом генерала Хабалова о подавлении бунта силой оружия поперек мостов были воздвигнуты заграждения, чтобы разделить город на две части. Но приказы генерала опоздали».