Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Грустно читать записанные Одоевцевой рассказы Гумилева о его неудачном браке с Ахматовой. В правдивости их тем более нельзя сомневаться, что их полностью подтверждают стихи обоих: и Гумилева, и Ахматовой. Легко понять, насколько ужасны были для Гумилева постоянно всплывающие в стихах Ахматовой упоминания о ее любовниках и о ее жестоком, нелюбимом муже, хотя он и знал, что все это были лишь фикции ее воображения! Он-то сознавал, что: «Ведь читатели все принимают за правду и создают биографию поэта по его стихам. Верят стихам, а не фактам». Увы! Ахматова бросила Гумилева и ушла к некоему Шилейко, а стихи продолжала писать в прежнем роде; и даже эти стихи публика относит к Гумилеву, помня, что он был муж Ахматовой (а о Шилейко кто же вспоминает!).

Но вот может быть самое странное в этой книге. Одоевцева, расходясь с нравами той эпохи, пишет без какого бы то ни было мистицизма, всегда вполне реально, terre a terre[344].

И наряду с этим – какие курьезные, какие многозначительные прорывы в потустороннее!

Мы узнаем, что Гумилев молился о том, чтобы умереть смертью героя; хотя и не думал, что это будет так скоро… вот, его желание сбылось. Мы узнаем, что он Одоевцевой обещал, что после смерти придет ей сказать, что с ним стало – и, правда, явился ей во сне и сказал: «В синем раю такая прохлада». Мы узнаем, что Ахматова молилась, чтобы Бог отнял у нее сына и мужа, для славы России. Сбылось… И слава сбылась, в последнюю войну, когда она писала стихи в честь Красной Армии – только недобрая это слава.

Скажем теперь, в конце, несколько слов о заглавии книги.

Одоевцева связывает его со стихами ее покойного мужа Георгия Иванова, которые и дает в виде эпиграфа:

На берегах Невы
Несется ветер, разрушеньем вея…

Но в сознании читателя оно связывается скорее с бесконечно более знакомыми словами Пушкина, написанными, правда, по несколько иной орфографии: об Онегине, который

Родился на брегах Невы.

Вот почему они живо напоминают нам о несомненной тесной связи между Серебряным веком русской поэзии и Золотым, преемником которого он был.

«Русская жизнь» (Сан-Франциско), 4 августа 1973, № 7778, с. 3.

Крах тех схем (Комментарии к «комментариям»)

Бывают страшные книги: читаешь, – и словно в пропасть заглядываешь! Хотя они часто трактуют вроде бы о вещах невинных и второстепенных. Одна из таких – «Комментарии» Георгия Адамовича (Вашингтон, 1967). Жутко веет уже от самой личности автора, прославленного литературного критика, «сделанного» левыми кругами эмиграции. Секрет полишинеля, – на который принято прозрачно намекать, ничего не называя по имени, – что это был человек с тяжелыми аномалиями в половой сфере. Именно ими объясняется, вероятно, его озлобленность, в первую очередь направленная против России (и причудливо концентрирующаяся почему-то на фигуре Суворова), и его бунт против Бога, принимающий формы разъедающего скептицизма и ядовитого издевательства.

Даже относительно близким к нему духовно людям, как молодому поэту Б. Поплавскому, то ли покончившему самоубийством, то ли (скорее) погибшему от нелепого случая, он не может простить проявления религиозного чувства.

Передадим ему слово.

«Дневник Поплавского, например, "Боже, Боже, не оставляй меня. Боже, дай мне силы…" Постоянное мое недоумение. Как можно так писать? Если это действительно обращение к Богу, зачем бумага, чернило, перо, – будто прошение министру?.. Отчего тогда не пойти бы и до конца, не наклеить марки, не опустить в почтовый ящик?»

Хочется спросить: а кто тебе сказал, богохульствующая тля, что такое письмо не дойдет до Творца?! Который милосерд и всеведущ, и всякое обращение к себе слышит… Тоже, что любому из нас, в минуту испытания свойственно говорить самому с собою о главном в жизни, – поэтому, и о Боге, – понятно и знакомо всякому человеку. Да, но таких, как Адамович, допустимо ли еще называть человеком?..

Ощущение мрака и холода охватывает от контакта, – хотя бы даже только через печатные строки, – с этим до мозга костей растленным, дотла испепленным аморальным эстетом. Не удивляет его отрицание Божества: «Рече безумец в сердце своем: "Несть Бог!"» Но настораживаешься, когда он горячо настаивает, что не только не существует Диавола, но в него де никто уже и не верит в наши дни… Вот об этом, о бытии и проявлениях на земле Князя мира сего, он мог знать больше и лучше, чем мы.

Причастный к братству Содома, член без сомнения и иных закулисных братств, соприкасавшийся длительный период с теми темными силами, каковые управляют, – или пытаются управлять, – миром, он, безусловно, во многое был посвящен. И не мог в своей книжке кое-чего не выболтать.