Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

«Новое Русское Слово» публикует за последнее время целый ряд заметок, посвященных проблемам языка или смежным с таковыми. В номере от 19 августа с.г., М. Бартенева завершает свою заметку «Счастливчики билингвы!..» словами: «В человеческом мозге достаточно места для десятков сотен языков, дай вам Бог столько освоить!». Мой учитель, Владимир Федорович Шишмарев, заведующий кафедрой романо-германских языков в ЛГУ, говаривал: «Трудны только первые 17 языков; потом уже легче».

Я знаю, до известной степени, значительно больше. Но вот именно: до известной степени. Есть такие, на которых я свободно читаю роман или журнал, разбираюсь в правилах произношения и грамматики, но не имею навыка живой речи, или имею относительный. Правда, как мне случалось убеждаться, зная теорию, привычку можно быстро приобрести, если попасть в соответствующую языковую среду.

Владеть в совершенстве, вполне, многими языками довольно трудно. «Люди, впитавшие два языка, что называется, с молоком матери, и те, кто выучил иностранный язык как второй, "думают" по-разному» – констатирует Бартенева.

Оно, пожалуй, несколько сложнее. Факт, что дети, и даже до сравнительно позднего возраста, гораздо легче учатся чужому языку, чем взрослые. Но, видимо, один-то, родной и главный у них все равно есть. Хотя потом может даже забыть и уступить место другому: если в семье и в школе они разные, если дальше жизнь идет в другой стране или в другой социальной среде.

Е. Манин, в номере, от 9 июля, в статье «Ребенок и язык», задается вопросом: «Когда ребенок становится личностью?». Ссылаясь на авторитет новозеландского психолога Ф. Сильвы, он считает, что уже в три года. Допустим. Но, пожалуй, это столь же мало помогает предсказать дальнейшую судьбу, как и астрологические гороскопы. Свойство вроде упорства в достижении цели может, в будущем, служить одинаково хорошо сыщику и преступнику, а выбор между этими путями в значительной мере определят обстоятельства. Храбрость столь же нужна солдату, как и бандиту, офицеру, как и атаману шайки разбойников. И даже столь, казалось бы, положительные качества, как любовь к справедливости и жалость могут завести на разные дороги. Они создают святых и филантропов, но, при ложном выборе, завлекают часто своих жертв в политические партии вроде социалистов, а то и коммунистов, во имя стремления помочь угнетенным, уравнять бедных с богатыми и построить (увы, невозможный!) рай на земле.

Что до того, что говорить есть свойство, оно, конечно, верно. Но мы знаем, что люди, воспитанные вне человеческого общества, – как несколько раз обнаруживавшиеся дети, воспитанные дикими животными, – не умеют говорить, оставаясь в остальном людьми. Тем более не умеют говорить глухонемые, хотя иногда и привыкают пользоваться системой знаков. И между тем, они порою в умственном отношении абсолютно нормальны и даже одарены значительными способностями.

Наконец, в номере от 18 августа, читаем, в редакционной заметке «English шагает по планете» подсчеты, что, мол, четверть населения земного шара говорит по-английски. Правда, родным-то языком он является лишь для жителей США, Англии, Канады и Австралии (да и то, не для всех…). Понятны надежды англофонов и англофилов на то, что он станет мировым языком, языком всего человечества.

Но наши предсказания так часто не сбываются! Доминирующее положение данного языка (самого-то по себе как раз трудного, наделенного неблагозвучным произношением и трудной орфографией) основано на политической мощи, которую сперва имела Англия, а сейчас имеет Северная Америка. А эти вещи имеют преходящий характер. Так, – по другим причинам, – языком мировой культуры был одно время латинский, затем французский.

Если изменится соотношение сил, – кто может сказать, какой будет в моде язык через сто лет? Претендовать на это место, исходя из численности населения или высоты культурных достижений могут многие другие языки и говорящие на них народы.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 22 ноября 1997, № 2467–2468, с. 4.

Лингвистические курьезы

Историк И. Забелин[771], коснувшись вопросов языкознания, правильно отметил, что, хотя ацтекское слово metztli «луна» похоже на русское слово месяц, отсюда нельзя делать вывода, что эти два языка между собою родственны.

Так-то оно так. Но вот – единственное ли это в них такое похожее слово? (Напомним мимоходом, что корень русского слова широко распространен по всей семье индоевропейских языков; латинское mensis означает то же самое. И, между прочим, metztli с легкими изменениями фигурирует не только в языке ацтеков, нахуатль, но и во многих других в Центральной Америке). Учтем, что у ацтеков, как и у многих других народов, – финнов, турок, – слово не может начинаться стечением двух согласных, а только с одного. Кроме, впрочем, группы tl, которая составляет особый звук, как выражаются на своем жаргоне лингвисты, отдельную фонему.